Картина маслом - Андрей Ильин (2018)

Внешне все было так же — заложники, бутылки, расставленные на полу и подоконниках, с бензином и коктейлем Молотова, бомбы и картины в окнах, боевики с автоматами, направленными на толпу…

Отношение к заложникам изменилось. Окрики стали реже и не такие грубые. А бить, так и вообще перестали.

Похоже, террористы о чем-то договорились с властями и расслабились. Перестали грубить заложникам, чтобы после те на них не указали. Скоро лобызаться и в любви признаваться начнут.

Выходит, что всё? Развязался узелок? Не будет штурма? Противоположные стороны нашли общий язык. Скорее всего, на денежной основе. Кто-то дал, кто-то получил и на том успокоился.

Хотя и раньше давали… Что же им пообещали теперь? Ладно, не важно. Хорошо то, что хорошо кончается. Без крови…

Суета… Забегали боевики… К чему бы это? К чему угодно — к штурму, к расстрелу, к освобождению… Но на штурм не похоже. На расстрел — тем более. Они вообще на заложников не смотрят. Неужели?..

— Эй, вы, встали, причесались, привели себя в порядок. Что вы как не люди!

Зачем «в порядок»? Им что, на дискотеку идти или в гости?

Встали заложники, огляделись, оглянулись, всмотрелись. Жутковатое зрелище — спутанные, засаленные волосы, ногти с черными полукружьями грязи, измятая грязная одежда, измученные лица. Не люди, а тени.

Поставили на пол ведра с водой. И даже несколько кусков мыла людям бросили.

— Вот вода! — крикнул бандит. — Всем умываться.

Вода! Женщины бросились к ведрам. Плеснули в лица, за воротники. Потекли прохладные струйки, оставляя на коже светлые полосы. У кого-то нашлись расчески. Все оживились, заговорили, потому что поняли! Их не одернули. Действие стало напоминать какой-то праздник, вернее его ожидание. И кто-то впервые улыбнулся… А у кого-то потекли слезы. Но не от страха и отчаяния — от облегчения. Теперь их отпустят обязательно, залог тому вода и мыло. А зачем им мыться, если бы хотели их убить или держать в плену дольше. Конечно, отпустят. Обязательно отпустят!

И пошел шепоток. Это были не предположения, а надежда. И каждый говорил про воду, про мыло и про то, что их специально привели в порядок, чтобы явить миру. И, значит, скоро…

Гул голосов нарастал в зале. И где-то даже раздался смех.

— А ну, тихо! — прикрикнул террорист, но не так, чтобы очень грозно. — Встаньте в ряд.

Заложники встали друг за другом, как в очереди. В очередь за свободой. Бандиты начали их считать. Сбились, начали сначала.

Все это людей мучило, потому что никто ничего не объяснил, были только одни предположения.

Появился Осман. Осмотрелся по-хозяйски. Поднял руку. Наступила мгновенная тишина. Осман пафосно произнес:

— Мы вас всех отпускаем. Я так решил!

Вздох облегчения пронесся по залу, как ветер, как сквозняк.

— Выходить будете вместе. Вначале в тот зал, потом в следующий, чтобы никто не убежал!

Как будто кто-то готов был к побегу!

— Встали, встали!

Хотя все и так уже стояли.

— Пошли!

Заложники потянулись в соседний зал. В дверях их снова пересчитывали.

— Ну что, все?

— Все!

Последним ковылял инвалид, загребая ногами, спотыкаясь и что-то мыча.

Заложникам объявили:

— Сейчас вы двумя цепочками пойдете дальше. В соседнем помещении ваши вещи. Вы можете забрать их. Мы не варвары и не воры. Можете забрать свои телефоны и украшения, только не долго возитесь, после чего…

И тут случилось что-то странное и страшное! Случилось невообразимое! Никто — ни заложники, ни террористы этого не ожидали!

* * *

А на улице в этот момент раздавались команды:

— Приготовьте транспорт. Что вы там телитесь? Автобусы, автобусы подгоняйте. И «скорые помощи» поставьте вдоль набережной. Первыми принимать детей и женщин. Раненых транспортировать к медицинским палаткам. И коридор, организуйте коридор!..