Мертвый город - Камилла Стен (2019)

Его взгляд прикован к Эмми. К темным пятнам на бледной коже, явно заметным у основания шеи и охватывающим ее словно ожерелье.

Я хочу спросить Макса, что это такое, но предпочитаю промолчать, поскольку в моем вопросе нет необходимости. Я уже знаю ответ.

Это следы от пальцев.

Макс вытягивает руку, кладет ее на глаза Эмми и снова открывает их. Это выглядит крайне странно, и у меня возникает страстное желание отвернуться, лишь бы не видеть их, поскольку вид ее мертвых глаз для меня еще более неприятен, чем ее окоченевшие суставы и холодная кожа, но Макс наклоняется и смотрит в них.

– Белки пятнистые, – наконец говорит он задумчиво. – Я читал когда-то, что они становятся такими, если человека… задушили.

Последнее слово Макс произносит еле слышно. И снова пол начинает уходить у меня из-под ног.

Выходит, дело не в сломанных ребрах, пробивших мягкие ткани. Это вообще не несчастный случай.

Чьи-то руки, пережав ей горло, удавили ее.

От страха у меня мороз пробегает по коже, но почти сразу же его сменяют злость и ненависть к неизвестному убийце.

Я ищу взгляд Макса, но он смотрит не на меня. Все его тело напряглось; он выпрямляется, вскакивает на ноги и глядит на дверь справа от нас. Прежде чем до меня доходит, о чем он подумал, я слышу его крик:

– Роберт!

Кто-то успел сделать свое черное дело за те десять минут, что прошли с того момента, когда Эмми ответила на наш последний зов, и до того, как я поднялась на второй этаж. Этот кто-то следил за нами, ждал нас.

И он по-прежнему находится где-то рядом, в здании.

А Роберт один в кабинете естествознания…

Тогда

Знойный день сменился прохладным вечером, но они не открывали окно – из опасения, что крики Биргитты будут слышны снаружи, – и поэтому по-прежнему изнывают от жары. Вдобавок комната наполнена зловонием, исходящим от ее одежды и тела, и дышать практически нечем.

Эльза наклоняется к раковине, впервые за много часов позволяя себе отдохнуть; она чувствует себя смертельно уставшей. Ноги еле держат ее, руки изнывают от боли, а щеки чешутся от соли, оставшейся после высохших слез, пусть она даже и не помнит, что плакала.

– Вот и все, – говорит Ингрид.

Судя по голосу, медсестра измотана так же, как Эльза. А когда она подходит к раковине и наливает воду в кружку с отбитым краем, Эльза видит, что кожа ее лица дряблая и имеет нездоровый цвет, а обычно аккуратно завитые волосы взъерошены и мокры от пота. На ней только комбинация и нижнее белье, поскольку прочую испачканную одежду она уже сняла.

Посмотрев на себя в зеркало, Эльза обнаруживает, что и сама без кофты и обуви – скинула где-то. Вдобавок на левой руке наливается синяк, и она даже не представляет, когда получила его. Несколько раз Биргитта начинала размахивать руками и драться, а Эльза пыталась сдержать и успокоить ее – вот и досталось…

Она пьет большими глотками из железной кружки. У воды привкус железа, но Эльза не замечает этого, поскольку ее мучает жажда.

За окном уже начинают опускаться сумерки, и комната постепенно погружается в темноту. Биргитта по-прежнему лежит скрючившись на кровати, отвернувшись от всех. Ее волосы серые от грязи и пота. Она больше не издает никаких звуков; возможно, даже заснула.

Дагни стоит в стороне у одного из окон. Ее силуэт резко выделяется на его фоне благодаря падающему сзади свету; из-за того же почти не видно ребенка, которого она держит в руках.

Это красивая маленькая девочка с густыми темными волосами. Немного более худая по сравнению с собственными дочерьми Эльзы – во всяком случае, насколько та помнит их в этом возрасте. У нее странная форма головы и, как и положено новорожденному, мутные синие глаза; но она закричала, как и требовалось, когда Ингрид шлепнула ее ладонью по попе.