Мертвый город - Камилла Стен (2019)

Когда мы направлялись к выходу, Матиас вышел вперед и позвал нас. (Именно тогда я заметила, какие у него ресницы!) Ему и маме понадобилось поговорить о чем-то, о какой-то больной старой женщине, но он уделил внимание и мне тоже, посмотрел в глаза и взял меня за руку. Ах, Маргарета, я вся покраснела с ног до головы! Получилось ужасно неудобно. Но он ничего не сказал по этому поводу; просто улыбнулся и заметил, что Айна – красивое имя. По его словам, оно означает «красота» на иврите, представляешь? Хорошо еще, я сразу в обморок не упала…

Пастор Матиас рассказал о своих планах организовать маленькую библейскую группу для молодежи и попросил меня, если возможно, помочь ему с этим. Естественно, я согласилась! А по пути домой мама похвалила меня за желание поучаствовать в таком деле и сказала, что это пойдет на пользу мне самой. Ах, я прямо вся на нервах, Маргарета! Если ты сможешь приехать к нам на Рождество, то сама увидишь, что я имею в виду. Но будь осторожна – ты, пожалуй, влюбишься по уши, бросишь Нильса, переберешься назад сюда и выйдешь замуж за нового пастора!

А сейчас мне надо идти, мама зовет. С нетерпением жду ответа!

Твоя младшая сестра Айна

Сейчас

Макс откидывает голову назад и громко кричит:

– Эй!

Его голос эхом отражается от сводчатого потолка и прочных стен и, вдоволь нагулявшись внутри, выплескивается наружу через разбитые стекла. Железнодорожная станция маленькая, но выглядит на удивление хорошо знакомой: все такие здания в Швеции строились словно под копирку. Даже в крошечном шахтерском городке в тьмутаракани. Высокие окна, каменный пол и маленькие скамейки посередине зала, где можно сидеть в ожидании поезда.

– Кончай, – говорю я Максу.

Он удивленно смотрит на меня.

– Что?

Я не могу объяснить, почему мне хочется, чтобы он молчал. Туне тогда, в школе, поняла это интуитивно.

– Извини, – говорю. – Пожалуй, я немного нервничаю после всего этого…

– Тебе не за что извиняться передо мной, – отвечает Макс. – Само собой, ты нервничаешь. Мне нравится, как хорошо ты держишься, вопреки всему.

Невольно улыбаюсь. Если, в его понимании, я хорошо владею собой, чего же тогда он ожидал от меня с самого начала?

…Алкоголь довольно быстро затуманил Туне голову, и ее потянуло в сон. Она лишь едва прикоснулась к еде, которую Эмми приготовила на обед. Когда все закончили есть, Эмми снова взяла на себя роль лидера. Обращаясь ко всей группе, но глядя на Туне, она спросила: «Может, нам прерваться и уехать?»

Макс подошел к двери, расположенной с другой стороны вокзала и выходящей на перрон; сейчас он машет мне рукой.

– Иди сюда и посмотри. Мы, конечно, захотим сфотографировать это?

Я иду большими шагами через грязный зал, переступая через растрескавшиеся плитки в полу и чувствуя, как фрагменты штукатурки рассыпаются под моими ботинками. Послеобеденный свет мягче резкого утреннего.

Макс минует двери и выходит на перрон.

– Осторожно, – говорю я ему.

Перрон представляет собой единый монолит, но, подобно лестнице у входа в школу, износился – бетон, из которого его изготовили, с годами успел сильно потрескаться. Напротив станционного здания стоят две отлитые из железа скамейки; обе они сильно проржавели и полностью покрыты оранжево-красной шелухой.

Я фотографирую их под разными углами, не зная, насколько хорошо все получится, – не привыкла ведь держать камеру в руках. Поднимая глаза от видоискателя, слышу, как Макс прыгает с перрона вниз.

От представшего передо мной зрелища становится немного не по себе. Неприятно видеть, как кто-то стоит на рельсах, даже если поезд не проходил здесь более пятидесяти лет.