– Биргитта, – медленно говорит она и снова смотрит на мелки. Они выглядят так безобидно… Будто кто-то просто случайно забыл их – и скоро вернется за ними. – Кто здесь был?

Эльза хочет, чтобы Биргитта посмотрела ей в глаза и объяснила, откуда в ее доме появились мелки и следы чужих башмаков. Хочет, чтобы та громко и внятно ответила на вопрос. Но Гиттан не может – лишь мычит себе под нос, издавая несвязные, бессмысленные звуки.

И это не могла быть Айна.

Эльза знает это наверняка. Дерзкий, упрямый голос младшей дочери еще звучит в ее ушах; она никак не может забыть сказанные Айной во время их стычки странные слова. Даже не знает еще, откуда они появились, кто вложил их в ее уста…

«Ты не имеешь никакой власти надо мной. Я – одна из избранных Господом. Ты не можешь ничего приказать мне, и у меня сейчас хватает иных дел, нежели заниматься каким-то монстром».

Раньше Эльза никогда не била своих детей. Даже не замахивалась на них в гневе. Ее руки всегда служили для утешения, для облегчения страданий, для сотворения добра…

Но у нее до сих пор горит ладонь, которой она дала пощечину Айне.

Однако не упрямство дочери, или ее злые слова, или звук удара, раскатившийся эхом по комнате, врезались в память Эльзы.

Ей прежде всего запомнилось, как сверкнули красивые темные глаза Айны, когда она медленно подняла руку к своей щеке и уставилась на мать. И выражение триумфа в них.

У Эльзы тяжело на душе.

Биргитта снова начала раскачиваться вперед и назад. Она поднимает ногу, ставит ее на высохший след от башмака и растирает его так, что на полу остается лишь коричневатое пятно пыли.

И тут Эльза замечает темные пятна на ее шее, порой проглядывающие среди длинных волос. Они напоминают следы от пальцев.

Издалека до нее также доносятся слабые звуки голосов сотен людей, поющих хором.

Началась вечерняя молитва.

Сейчас

Я открываю дверцы шкафа и изучаю, что находится внутри. И тут тоже ничего годного в пищу. Только ссохшиеся бумажные пакеты с молоком и мумифицировавшиеся за долгие годы овсяные хлопья, маленькая железная банка с пряностями и стеклянная бутылка с каким-то свернувшимся и затвердевшим содержимым.

– Ничего, – говорю я Роберту и закрываю шкаф. Петли скрипят, но по-прежнему добросовестно выполняют свою работу. Я киваю, наморщив лоб.

Мы проверяем четвертый дом, и я уже начинаю терять надежду, что мы вернемся с добычей. Когда мы отправились на поиски Туне, Макс единственный из нас взял с площади свой рюкзак, и трех лежавших в нем протеиновых батончиков хватило всем на один зуб. Когда начала сгущаться темнота, нам пришлось составить план действий.

Пока остальные обсуждали, как нам поступить, я главным образом молчала. Весь наш провиант находился во взорванном автомобиле. Роберт и Эмми побывали в маленьком продовольственном магазине городка, и, если верить им, тот оказался пустым. Никаких консервов они там не нашли, а все прочее давным-давно сгнило. Лучшее предложение, которое, кстати, выдвинула Эмми, сводилось к тому, чтобы пройтись по жилым домам и попытаться поискать съестное в кладовках. Там могло что-то сохраниться. Ведь есть вещи, которые не портятся с годами, а нам не надо ничего сверхъестественного. Сгодится все, способное дать калории без вреда для здоровья.

Когда другие закивали, я тоже выразила готовность принять участие в поисках.

Они явно сомневались на мой счет, но едва ли могли возразить; зато никто из них особо не хотел идти со мной. В конечном итоге Эмми сказала Роберту составить мне компанию, и тот лишь молча кивнул. Мы договорились связываться через каждые пятнадцать минут и подтверждать, что с нами всё в порядке.