Каждый вдох - Николас Спаркс (2019)

– Он до сих пор не может говорить о том, как впервые увидел меня в ботсванской больнице, или как переживал во время полета, или как ждал в клинике, очнусь я или нет. Сын не отходил от моей постели… Надо отдать им должное, Эндрю с Ким не растерялись: не организуй они срочный перелет, я бы сейчас здесь не сидел. Но в реабилитационной клинике сын всегда был настроен оптимистичнее моего. Он навещал меня раз в два-три месяца, и ему казалось, что улучшение идет семимильными шагами. Я-то знал, что все иначе.

– Ты сказал, что провел там три года?

– В последний год я уже не лежал в палате, но каждый день приходил на многочасовую терапию. Ощущение было сродни тому, как если бы меня выпустили из тюрьмы – за два года я почти не бывал на воздухе. Если я больше никогда не увижу ламп дневного света, этого все равно будет недостаточно.

– Мне так жаль.

– Не стоит, – сказал Тру. – Сейчас все хорошо. Зато я познакомился с замечательными людьми: физиотерапевтом, речевым терапевтом, врачами, медсестрами. Потрясающие специалисты… Но вспоминать об этом как-то странно: будто я поставил жизнь на трехлетнюю паузу. Что в принципе и случилось.

Хоуп медленно вздохнула, наслаждаясь теплом камина, и сказала:

– Ты гораздо сильнее меня. У меня и близко нет такого мужества.

– Неправда. Не думай, что я все стоически стерпел – я почти год был на антидепрессантах.

– Неудивительно, – сочувственно сказала Хоуп. – Тебе вон как досталось.

Некоторое время она смотрела на огонь, пододвинув ноги под пледом ближе к Тру. У него было чувство, что Хоуп постепенно осмысливает услышанное, начиная понимать, что они чуть не потеряли друг друга навсегда. Такая возможность была за пределами понимания, думать о ней было невыносимо, но, с другой стороны, весь сегодняшний день не поддавался логическому объяснению. То, что они сидели рядышком на диване у камина, казалось нереальным и очень романтичным, но тут в животе Тру громко заурчало.

Хоуп засмеялась:

– Ты, наверное, умираешь с голоду! – Она отбросила плед. – Я тоже хочу есть. Давай, может, поедим салат с курицей, а к нему свежие овощи. Если не хочешь, у меня еще есть лосось и креветки.

– Курица очень даже сгодится, – заверил Тру.

– Тогда я пошла готовить, – Хоуп встала.

– Тебе помочь? – спросил он, потягиваясь.

– Помогать особо не с чем, но я не стану возражать против приятной компании.

Хоуп сложила плед на диване, и они понесли бокалы на кухню. Она открыла холодильник, а Тру прислонился к кухонному столу и смотрел, как Хоуп вынимает зеленый салат, помидоры черри, нарезанные перцы разных цветов. Он думал о том, что рассказала Хоуп. Пережитое разочарование не породило в ней озлобленности или желчности, а словно научило, что жизнь редко идет так, как хочется человеку.

Она будто прочла его мысли, потому что улыбнулась и достала из ящика доску и маленький ножик.

– Мне точно не нужно помогать? – спросил Тру.

– Я все быстренько порежу, а ты тогда достань тарелки и вилки, они в шкафу у раковины.

По ее указанию Тру поставил тарелки к разделочной доске и смотрел, как Хоуп ловко крошит овощи. Высыпав все в миску, она заправила их лимонным соком и оливковым маслом, после чего разложила по тарелкам, щедрой рукой добавив сверху куриного салата. Тру представил, сколько же раз она вот так виртуозно колдовала на кухне за последние двадцать четыре года.

– Вуаля!

– Аппетитно, – признался он, идя за Хоуп к столу.

Поставив свою тарелку, она показала на холодильник:

– Еще вина?

– Спасибо, но два бокала для меня теперь предел.

– А для меня один, – отозвалась Хоуп, берясь за вилку. – Помнишь, как мы ужинали в «Клэнси», а потом пили вино на веранде?

– Разве это можно забыть? – ответил Тру. – В тот вечер мы и познакомились. Я пришел от тебя в неописуемый восторг.

Она кивнула, едва заметно порозовев, и нагнулась над тарелкой. Он сделал то же самое.