После этого Тру будто утратил цель в жизни: он ходил по дому, не зная, чем заняться, листал каждую ночь свой альбом, осознавая, что все дорогие ему люди покинули его: мать, дед, Ким, Эндрю, Хоуп… Он один, думал Тру, и всегда будет один. Это был трудный период, в чем-то даже сравнимый с восстановлением после аварии несколькими годами спустя.

Ботсвана и львиное приключение, как Тру его окрестил, пошли ему на пользу, но он всюду возил с собой альбом с рисунками и берег его. После аварии альбом стал единственным, что Тру захотел вернуть, но он не стал обращаться к Эндрю: Тру ни о чем не рассказывал сыну и не хотел лгать ни ему, ни Ким. Вместо этого он попросил бывшую жену договориться, чтобы его вещи, оставшиеся в лодже в Ботсване, упаковали и поместили на хранение. Ким все сделала, но Тру еще два года волновался, что альбом потеряется или будет испорчен. Первое, что он сделал, выйдя из реабилитационной клиники, – съездил в Ботсвану. Оказавшись на месте, Тру нанял несколько мальчишек, открывавших для него коробку за коробкой, пока не нашелся драгоценный альбом – немного запылившийся, но совершенно целый.

Однако вскоре после этого желание вновь и вновь переживать изображенное на рисунках стало проходить. Ради своего же блага пора было прекращать грезить о том, как однажды они с Хоуп воссоединятся. Тру и не догадывался, что примерно в это же время Хоуп его разыскивала.

Знай он об этом, несмотря ни на какие травмы, прошел бы небо и землю, лишь бы ее найти. И однажды ему выпал шанс.

На Каролину-Бич мягко опускались сумерки.

Хоуп и Тру сидели на диване, касаясь друг друга локтями, и говорили, не замечая угасающего дня, с головой уйдя в жизнь друг друга. На смену давно опустевшим бокалам вина появились чашки с чаем, а вскользь упомянутые вещи сменились подробностями. Глядя на профиль Хоуп, подчеркнутый удлинившимися тенями, Тру никак не мог до конца поверить, что она рядом. Хоуп всегда была и остается его мечтой.

– Я должен сделать признание, – сказал он. – Я кое о чем умолчал. Это произошло перед тем, как я начал работать в Намибии. Я хотел рассказать тебе раньше, но когда ты сказала, что искала меня…

– О чем идет речь?

Тру опустил взгляд, уставившись в свою чашку.

– Я едва не улетел в Северную Каролину искать тебя. Сразу после реабилитации я купил билет, собрал вещи и приехал в аэропорт, но когда оставалось пройти, можно сказать, на борт, я… не смог, – он сглотнул, будто вспомнив свое состояние. – Стыдно признаться, но я в итоге уехал обратно.

Хоуп осенило лишь через несколько секунд.

– Ты хочешь сказать, что когда я тебя искала, ты тоже пытался меня найти?

Тру кивнул. Во рту пересохло при мысли, что Хоуп сейчас думает о годах, которые они потеряли не однажды, а дважды.

– Не знаю, что и сказать, – медленно произнесла она.

– А что тут скажешь… Теперь это надрывает мне сердце.

– О Тру, – взмолилась Хоуп со слезами на глазах, – ну почему ты не сел в тот самолет?

– Я не был уверен, что найду тебя, – ответил он. – А если честно, боялся, что найду. Я представлял, как увижу тебя в ресторане, или на улице, или даже на вашем дворе, а ты будешь держаться за руки с другим мужчиной или смеяться со своими детьми… После всего, через что я прошел, я бы этого не вынес. Не то чтобы я не желал тебе счастья, напротив, я всем сердцем надеялся, что ты счастлива, хотя бы потому, что сам я счастлив не был. Во мне будто не хватало самой важной части, и казалось, что так и останется навсегда. Я побоялся что-то предпринять, но сейчас, узнав, как ты жила, я не могу не сожалеть о том, что не решился прилететь. Тогда бы я не потерял целых восемь лет.

Выслушав его, Хоуп отвернулась. Откинув плед, она встала и отошла к окну. Лицо оказалось в тени, но в лунном свете Тру разглядел влажные следы на щеках.

– Ну почему судьба всегда против нас? – спросила Хоуп, обернувшись. – Или у вселенной свои планы, недоступные нашему пониманию?