Ритуал - Тайга Ри (2020)

Аксель в своем репертуаре.

Я молчала и изучала толпу. Лица усталые и обветренные – шли долго и своим ходом. Дети чумазые и явно с трудом стоят на ногах. Надежда, вспыхнувшая в глазах горцев гасла постепенно – чем дольше я молчала.

«Никаких контактов с горцами» – слова дяди я помнила прекрасно. И они не имеют права оставаться на землях Клана без официального разрешения.

– Почему не остались в Керне? – насколько я помнила, Ратуша должна была развернуть несколько палаточных городков.

– Нет мест, леди, – хриплым простуженным голосом ответил один из горцев, кто стоял в первом ряду. Коренастый, средних лет, с густой бородой, закрывающей пол лица, шапкой, надвинутой на лоб и цепкими, глубоко посаженными глазами. – В город не пускают с обедни как, – он поклонился и стянул мохнатую шапку с головы. – А в лагерях мест нет, уже…

Я молчала. Горец мял шапку в руках, опустив голову, дети притихли.

«Никаких контактов с горцами», и Аксель уже отдал приказ. Оспорю его решение второй раз за день – и мы не помиримся до второго Исхода.

– Вы не с наших земель…, – констатировала я спокойно. – Не из Сакрорумов…. – Почти все горцы на землях Блау принадлежали к одной общине. – Для своих мы обычно делаем стоянки в предгорьях…

– Туда можно только своим, госпожа… нас не возьмут… мы… хейлинские, – закончил он, запнувшись.

Надежда угасла окончательно.

– Что ж мы не люди что ли? Не люди?! Али твари какие? И крошки риса лишней не возьмем, все отработаем…, – выдвинув грудь вперед возмутилась разрумянившаяся горчанка с дальних рядов. – Нам бы на декаду только…

– Тихо! – скомандовал один из охранников и демонстративно шагнул вперед.

Я молчала. Что скажет по этому поводу дядя, я знала совершенно точно, до последнего слова.

С задних рядов вперед, лавируя между взрослыми, прошмыгнул ребенок – не понять мальчик или девочка в этих тряпках. Зим пяти-семи, черные глазки-бусинки блестели любопытством – высунулся из-за чужого подола поглазеть на госпожу. И шмыгнул сопливым покрасневшим носом, который утер рукавом, нисколько не смущаясь.

Нике делал так же. У него никогда не было с собой платка.

Я тяжело вздохнула, принимая решение, за которое меня точно не похвалят, но озвучить не успела. Звякнули бубенцы, толпа горцев зашевелилась, расступаясь в стороны, чтобы пропустить приземистую фигуру в тяжелом грубо отделанном мехом плаще. Старик шагал медленно, опираясь на толстую сучковатую палку, плащ распахивался – вились ленты с косичками, звякали бубенцы, трепетали на обжигающем морозном ветру перья, вплетенные в длинные седые волосы. Ко мне шагал – Шаман.

Старик изучил мое лицо, щурясь – его глаза слезились, нашел что-то понятное только ему и качнул седой головой.

– Говорить хочу… не для всех слова…, – проскрипел тихо. Так скрипят плохо смазанные петли в конюшне.

Я вскинула руку вверх, отдавая приказ охране – ладонь, два пальца – стоять на месте, два шага назад, не приближаться. Щелкнула кольцами, выплетая купол тишины, и, почти сразу ещё раз – набросила купол тепла. Ноги в сапогах уже начали подмерзать.

– Тот, кто вернулся…, – я склонила голову и сложила руки на груди – много раз видела, как Нике приветствовал Шаманов общины, но до этого момента ни один из них не удостаивал меня вниманием.

– Та, кто вернулась…, – проскрипел он в ответ и прищурился. – Спустилась одна, вышла другая…, – голова его мелко-мелко затряслась подрагивая.

Это он про шахты?

– Вы посеяли ветер… и придет буря, – продолжил он. – Грядет Белая и Черная смерть. Нам нужно переждать бурю, и мы уйдем дальше за солнцем по хребту.

– Почему не остались на землях клана Хейли?

– Белая смерть идет за теми, кто выжил… жить нельзя…плохо… много смертей… жить нельзя, – выдал он коротко.

Значит, после зачисток горцы начали уходить? Или просто не хотят получить печати и жить в резервации?