Преступления прошлого - Кейт Аткинсон (2010)

В «Христовых землях» рабочий на маленьком тракторе-косилке подстригал траву. Слезы заливали глаза, Тео почти ничего не видел. Платок, который он прижимал к носу, уже промок. Люди косились на него, но он брел дальше, не обращая внимания. На автовокзале на Драммонд-стрит ревели, как механические звери, автобусы, и Тео мог поклясться, что чувствует во рту привкус выхлопных газов. Кому пришло в голову построить автовокзал рядом с зеленой зоной? Хрипы у него в груди заглушали газонокосилку. Все-таки аллергия на лето — это дикость. Валери никогда не жалела его, она считала аллергию и астму проявлением слабости характера. Пока Лоре не исполнилось четырнадцать, у них в доме не было животных, но потом она так сильно захотела собаку, что он наконец сдался, и они поехали в собачий приют и вернулись домой с Маковкой. Ей было всего несколько месяцев; кто-то выбросил ее на ходу из машины. Надо быть чудовищем, чтобы так обойтись с живым существом. Лора сказала, что «укутает» Маковку любовью и все исправит. И Тео постепенно привык к собачей шерсти до того, что мог даже взять Маковку на колени и погладить. Он тоже любил эту собаку и очень переживал, когда ее сбила машина. А это было лишь маленькое предупреждение о том, что ждало его впереди.

Тео чувствовал, как сжимается грудная клетка. Он начал задыхаться и полез в карман за вентолином. В обычном кармане его не было. Он проверил все остальные и вдруг четко увидел свой ингалятор на столике в коридоре — он хотел переложить его из одного пиджака в другой. Кулаком в сердце ударила паника. Ноги подкашивались, и он едва доковылял до скамейки в Розовом саду памяти принцессы Дианы, стараясь сохранять спокойствие, стараясь сдержать ужас. Солнечный день почернел по краям, перед глазами Тео плясали пятна. Он почувствовал тянущую боль в груди: неужели сердечный приступ?

Он хватал ртом воздух. Надо дать кому-нибудь знак, что ему нужна помощь, что он не просто толстяк, потеющий на скамейке, а умирающий толстяк. Паника сдавливала грудь, не давая вздохнуть. Он слышал, с каким страшным шумом борется за каждый вздох. Неужели никто больше не слышит?

И это пройдет, подумал он, но оно не проходило. Он ожидал от себя смирения и покорности судьбе, гипоксия должна была настроить его на близкую смерть, но тело продолжало бороться каждым нервом и каждой жилкой. Нравилось ему это или нет, без боя он не сдавался.

Перед ним возник темный силуэт, заслонивший собой солнце, и он подумал, что это Лора пришла забрать его домой. Он хотел произнести ее имя, но не мог ни говорить, ни видеть, ни дышать. Она что-то говорила ему, но слова звучали словно из-под воды. Она коснулась его руки, и пальцы ее были холодны как лед. Он услышал: «Вам помочь?» Слова прибоем шумели и грохотали в ушах. Часть его пыталась ответить: «Нет, я в порядке», потому что он не хотел никого беспокоить, но вторая, более сильная и настойчивая, над которой он был не властен, цеплялась скрюченными пальцами за воздух, показывая, что он в отчаянии. Теперь он слышал и другие голоса. Кто-то сунул что-то ему в рот, и через мгновение он понял, что это ингалятор.

Потом темнота. Потом «скорая», где он почувствовал тошноту и слабость и необычайно кстати пришлась кислородная маска. Фельдшер приподнял ее, чтобы он мог говорить, и Тео спросил, сердечный ли это приступ, а фельдшер покачал головой и сказал: «Я так не думаю». А потом он уснул.

Он проснулся в больничной палате. На соседней койке лежал старик, опутанный трубками. Тео осознал, что и сам опутан трубками. Когда он снова проснулся, старика уже не было, а проснувшись в третий раз, Тео обнаружил, что он уже в другой палате и сейчас время посещений: народ сновал туда-сюда с журналами, фруктами и пакетами с одеждой. Тео повернул голову, следя за людским потоком, и увидел девушку, сидящую у его постели. Он сразу понял две вещи: во-первых, это попрошайка с яично-желтыми волосами и, во-вторых, она и помогла ему в «Христовых землях». Не Лора.