Окончательный диагноз - Ирина Градова (2010)

С утра у меня есть еще одна обязанность – навестить соседок со второго этажа, Галину Васильевну Голубеву и ее дочь Светлану. Так уж получилось, что мне приходится опекать это маленькое семейство вот уже несколько лет – с тех самых пор, как Галина Васильевна, узнав, что я врач, попросила меня сделать ей несколько уколов. Каждый раз, входя в жилище Голубевых, я чувствую, как к горлу подступает комок. Квартира явно и давно нуждается в ремонте: обои во многих местах отстают от стен, плитки линолеума, уложенные еще с самых первых дней после сдачи дома, крошатся, осколки валяются повсюду. Старая мебель, протекающие кран и унитаз, но главное – запах. Запах старости и тлена не спутаешь ни с каким другим, как и запах откровенной бедности.

Галина Васильевна Голубева всю жизнь проработала рядовым воспитателем в детском доме. В жизни ей не слишком везло. Она вышла замуж очень поздно и родила умственно отсталую дочь. В целом Светлана, которой уже двадцать восемь лет, вполне нормальна – настолько, насколько можно считать адекватным десятилетнего ребенка. У меня каждый раз сжимается сердце, когда эта высокая, очень худая девушка радостно встречает меня у порога, обнимает и громко кричит на всю квартиру: «Мама, тетя Агния пришла!» Не выдержав, муж оставил Галину Васильевну саму разбираться с дочерью. К старости она стала верующей, и в их доме повсюду стоят иконы – дешевенькие, не имеющие ни культурной, ни художественной ценности. Все, что было в доме приличного, продали, когда с Галиной Васильевной случился первый инсульт, за которым через короткое время последовал второй. От него она так и не оправилась. Правая сторона тела осталась полностью парализованной, оттого и проблемы с речью. Когда она звонит по телефону, Дэн не понимает ни слова, а я уже приноровилась и схватываю на лету. Брать деньги за капельницы и инъекции кажется мне кощунством, но Галина Васильевна ни за что не соглашается на бесплатную помощь. Поэтому я нашла компромисс: беру смешные деньги, а старушка, живущая в полной изоляции от внешнего мира, считает, что моя работа и впрямь стоит недорого.

Светлана, как всегда, встретила меня горячими объятиями и радостными возгласами. Оторвавшись от меня, понеслась сообщать матери о моем приходе, на ходу спотыкаясь о раздолбанный линолеум.

Я вошла в полутемную комнату, где лежала Галина Васильевна. К счастью, Светлана исправно выполняла мое распоряжение насчет проветривания, иначе здесь просто невозможно было бы находиться от застоявшегося запаха из смеси испражнений и лекарств.

– Здравствуйте, Галина Васильевна, – сказала я, изобразив улыбку. – Как вы сегодня?

Пожилая женщина посмотрела на меня бесцветными запавшими глазами.

– Как обычно, – ответила она. – В моей жизни уже ничего не изменится, дорогая.

Она старомодно называла меня «дорогая». Такого обращения я больше ни от кого и никогда не слышала. Так, наверное, разговаривали со своими молодыми воспитанницами дамы из высшего общества еще до революции.

– Полны пессимизма, как всегда, – констатировала я. – Света, ты маму переворачивала?

– Переворачивала, переворачивала, – прежде чем дочь успела ответить, сказала больная. – Светик, сделай-ка нам чаю.

– Ага! – радостно кивнула Светлана и унеслась на кухню.

Пока я возилась с ампулой лабеталола, раздался телефонный звонок. Аппарат стоял рядом с кроватью Галины Васильевны, прямо под здоровой рукой, чтобы ей, в случае чего, было удобно снять трубку. Правда, звонили ей в основном только я или врач из районной поликлиники.

– Слушаю! – сказала пожилая женщина в трубку и, получив ответ на другом конце провода, внезапно нахмурилась.

– Я же говорила тебе – не звони больше! – сердито добавила она. Когда Голубева-старшая начинала нервничать, различать ее речь становилось труднее, а сейчас она явно волновалась. – Я уже все решила, и нечего меня обхаживать! – почти крикнула она и швырнула трубку на рычаг.