Светила - Элеанор Каттон (2015)

Гаскуан был очарован Лидией Уэллс, восхищался утонченной экспансивностью ее манер и речи, но доверять этой женщине не доверял. Он не выдал секрета Анны Уэдерелл и, пересказывая ее историю Лидии, ни словом не упомянул про золото, что было обнаружено в Аннином оранжевом платье на прошлой неделе и теперь хранилось у него под кроватью, завернутое в мешок из-под муки. События 14 января Гаскуан описал так, словно полагал, будто Анна действительно попыталась покончить с собой, – он инстинктивно чувствовал, что, пока лучшего объяснения не представится, разумно не привлекать лишнего внимания ко многим загадкам того вечера. Он отлично знал, что Анна понятия не имеет, куда, во имя всего святого, сгинули эти полуночные часы – или, перефразируя, кто, ради всего святого, их похитил, – и Гаскуану вовсе не хотелось подвергать девушку какой-либо опасности. Потому Гаскуан держался «официальной» версии: Анна-де пыталась совершить самоубийство и была обнаружена без сознания и в состоянии самом жалком на обочине дороги. Он принял эту позицию, когда обсуждал происшествие с другими мужчинами, и теперь повторить все то же самое ему труда не составило.

Мы не беремся утверждать, что Гаскуан был очарован Лидией Уэллс и потому ее бессчетные капризы и причуды не сразу его насторожили. Однако отметим, что влечение Гаскуана возникло еще до того, как ему стало известно, что за причина привела Лидию в суд, – строго говоря, еще до того, как вдова назвала свое имя. Но теперь Гаскуан знал, что Лидию с покойным супругом связывали отношения весьма загадочные; теперь он знал, что наследство – таинственный клад, обнаруженный в хижине покойного, – в настоящий момент оспаривается. Он знал, что не должен доверять Лидии, как знал и то, что, когда он с нею, чистое, незамутненное обожание заполняет камеры его сердца. Куда доводам рассудка тягаться со страстью! – если страсть совершенно завладевает человеком, она становится сама по себе доводом. Лидия обладала редким обаянием Старого Света, и Гаскуан об этом знал, как если бы то был логически доказанный факт. Он знал, что ее по-кошачьи холеные черты изъяты в целости и сохранности из более древней и лучшей эпохи. Он знал, что ее запястья и лодыжки – несравненной формы, а ее голос…

Но мы уже все сказали; вернемся же на место действия.

Гаскуан отставил стакан.

– По мне, так очень хорошо, что вы выходите замуж, – промолвил он. – Для вдовы вы слишком очаровательны.

– Но может статься, – отозвалась Лидия Уэллс, – может статься, я слишком очаровательна, чтобы выйти замуж за другого?

– Ничуть не бывало, – не задержался с ответом Гаскуан. – Вы очаровательны ровно настолько, насколько полагается чужой жене; только благодаря таким, как вы, мужчины вообще женятся. При взгляде на вас сама мысль о браке покажется вполне приемлемой.

– Обер, вы льстец, – усмехнулась она.

– Хотелось бы мне польстить вам еще, пригласив поговорить о вашем необычном искусстве, о котором я ненароком отозвался так уничижительно, – промолвил француз. – Ну же, Лидия, поведайте мне о дýхах и о свойствах эфира, а я изо всех сил постараюсь посмотреть на дело с обнадеживающей наивностью и ни разу не скептически.

До чего же обворожительно она смотрелась в приглушенном послеполуденном свете, что драпировал ей плечи на манер покрывала! Как роскошно легла тень в эту ямочку под губой!

– Во-первых, – произнесла Лидия Уэллс, с достоинством выпрямившись, – вы ошибаетесь, полагая, что простецы не станут платить за гадание. Играя по-крупному, люди становятся ужасно суеверны, а золотой прииск – место особенное: здесь идут на огромный риск в ожидании огромных прибылей. Старатели выложат хорошие деньги за «подсказку» – да что там, слово «удача» у них едва ли не всякий день на устах! Они на что угодно пойдут в надежде склонить судьбу на свою сторону. В конце концов, что такое биржевой спекулянт, если не тот же цыган, только одетый иначе?

Гаскуан рассмеялся.