Светила - Элеанор Каттон (2015)

– В толк взять не могу, как так вышло, – в отчаянии пролепетал он. – Вообще ничего не понимаю.

Шепард деловито набирал на вилку очередную порцию.

– Вы сами ходили к Лодербеку? – осведомился он, не сводя глаз с тарелки. – Или вы пошли к кому-то еще, а он уж, в свой черед, к Лодербеку?

– Я с Лодербеком за всю свою жизнь пятью словами не перемолвился! – с жарким возмущением заверил Нильссен.

– Тогда кто ж? – Шепард вскинул глаза, балансируя в руке столовыми приборами.

Нильссен молчал. На лбу его выступила испарина.

– Вы, как вижу, старательскую честь блюдете, – неодобрительно промолвил Шепард. – Ну что ж, хоть кому-то вы преданы, мистер Нильссен.

Он вновь принялся за ужин и молчал, как показалось Нильссену, целую вечность. Одет был Шепард в черный воскресный костюм; фалды он свесил по обе стороны стула, чтобы ненароком не смять за едой. Брюки с завышенной талией и жилет без воротника имели неодобрительно-похоронный вид; широкий галстук сколько-то вышел из моды – чуть снисходительно отметил Нильссен (ведь его собственный галстук, узкий, свободно завязанный, вполне соответствовал моде дня) – и словно бы еще более подчеркивал исполненный укоризны облик тюремщика. Даже холодный ужин простотой своей являл умеренную сдержанность. Сам Нильссен отужинал половиной вареной курицы с пюре из репы с маслом и обильно политой белым соусом, в придачу он выпил полкувшина очень неплохого вина.

Где-то в доме часы пробили четверть часа. За зыбкими стенами из комнаты в комнату неслышно бродила миссис Джордж. Шепард целиком сосредоточился на еде. Нильссен ждал, пока Шепард не подберет с тарелки последнюю крошку, в надежде, что по завершении трапезы начальник тюрьмы наконец-то заговорит. Когда же стало понятно, что надежда тщетна, Нильссен чуть слышно вымолвил:

– Ну так что же вы собираетесь предпринять?

– Первое, что я сделаю, – отвечал Шепард, промокнув губы столовой салфеткой, – это отстраню вас от всех обязанностей, связанных с постройкой тюрьмы. Я не нуждаюсь в услугах человека, который нарушает слово.

– Но мой вклад мне вернут? – воззвал Нильссен.

– Отнюдь, – покачал головой Шепард. И швырнул салфетку на тарелку. – Напротив, я нахожу вас запрос в высшей степени необоснованным, учитывая, что работы уже идут полным ходом.

Нильссен беззвучно пошевелил губами.

– Понятно, – наконец выговорил он.

– Вы отказываетесь нарушить старательский кодекс чести.

– Отказываюсь.

– Поразительно.

– Прошу меня простить.

Шепард, разом оживившись, отодвинул тарелку.

– Письмо мистера Лодербека будет опубликовано в завтрашнем номере «Таймс»; мне прислали сигнальный экземпляр.

Только тут Нильссен заметил, что на столе рядом с тарелкой лежит вскрытое письмо. Он шагнул вперед, протянул руку:

– Можно?..

Словно не замечая, Шепард продолжал, слегка повышая голос:

– В письме вы по имени не упомянуты. Вам должно узнать, что нынче же вечером я лично напишу издателю, дабы исправить это упущение. Мой ответ будет напечатан сразу под публикацией Лодербека в качестве официального разъяснения.

– Можно мне прочесть? – снова попытал счастья Нильссен.

– Вы сможете прочесть его завтра в газете, равно как и любой житель Уэстленда, – заверил Шепард, зловеще подчеркивая эту фразу.

– Хорошо же, – кивнул Нильссен, отдергивая руку. – Я вас понял.

– Если, конечно, вы не хотите мне чего-нибудь сказать, – выдержав паузу, добавил Шепард.

– Да, – с тошнотворной обреченностью проговорил Нильссен.

– Да?

– Да, я действительно хочу вам кое-что сказать.