Ружье оглушительно бухнуло, а ствол после выстрела подбросило вверх. Окно гостиной, казалось, вылетело наружу; остались лишь острые осколки, торчавшие из рамы наподобие стеклянных стрел на картинах импрессионистов. Покрышка колеса не лопнула – она с грохотом взорвалась, а сам автомобиль резко подскочил, словно пес, которого пнули ногой во сне. С колеса отлетел колпак и покатился по замерзшему асфальту Крестоллен-стрит.

У Феннера отвалилась челюсть. Он ошалело уставился на дом. Мужчина в синем свитере выронил портфель. А вот третий оказался проворнее. Он рыбкой нырнул за зеленый седан и затаился там.

Полицейские бросились за свою машину – один влево, второй вправо. Мгновение спустя тот, что был в темных очках, высунулся из-за капота и трижды подряд пальнул из револьвера. По сравнению с могучим рыком «уэзерби» выстрелы эти показались жалкими хлопками. Словно стреляли пробки от шампанского. Скорчившись за стулом, он услышал, как пули – вжжик – прожужжали над головой и впились в стену над диваном. Звук этот походил на глухие шлепки, с которыми боксеры молотят грушу в тренировочном зале. Вот, значит, что услышу я, когда подстрелят меня, подумал он.

Полицейский в очках орал на Феннера и его коллегу в синем свитере:

– Ложитесь! Скорее, черт побери! Чего ждете? Пока он вас на куски разнесет из своей гаубицы?

Он чуть приподнял голову, чтобы рассмотреть, что происходит на улице, но полицейский, заметив его, дважды выстрелил. Обе пули снова угодили в стену, причем на этот раз любимая картина Мэри, «Рыбаки» Уинслоу Хомера, сорвалась с крючка и упала сначала на диван, а потом на пол. Стекло вылетело из рамки и со звоном разбилось.

Он опять приподнял голову – должен же он был как-то наблюдать за происходящим (и почему он только не догадался купить детский перископ?); может, они попытаются обойти его с флангов? Так, во всяком случае, поступал герой, которого играл Ричард Уидмарк. Попытайся полицейские взять его в клещи, и ему, наверное, пришлось бы уложить одного из них, однако оба блюстителя порядка по-прежнему прятались за своим покалеченным автомобилем, а Феннер и мужчина в синем свитере укрылись за зеленым седаном. Портфель Синего Свитера валялся на тротуаре, словно подстреленный зверек. Он прицелился в него и, заранее закусив губу в ожидании болезненной отдачи, надавил на спуск.

ТРРРАХ! – и портфель, разорванный на две части, взмыл в воздух, изрыгая из своего развороченного нутра какие-то бумаги.

Он выстрелил еще раз, целясь теперь в переднее колесо седана; оно тоже разлетелось в клочья со страшным грохотом. Кто-то из укрывавшихся за ним людей дико, по-заячьи, заверещал от испуга.

Он перевел взгляд на полицейский автомобиль – дверца водителя была открыта. Полицейский в очках полулежал на сиденье и что-то кричал в микрофон. Вскоре, значит, соберутся и остальные участники торжества. Он испытал смешанное с горечью облегчение. Больше ему не придется таить все это в себе. Плакать в одиночестве по ночам. Какие бы личное горе, обида и разочарование ни толкнули его на этот самоубийственный шаг, ни бросили его в этот бездонный омут – теперь он уже будет не один. Все – его уже завертело в водовороте общего безумия. Вскоре его низведут до краткого заголовка – ЗЫБКОЕ ПРЕКРАЩЕНИЕ ОГНЯ НА КРЕСТОЛЛЕН-СТРИТ.

Отложив ружье в сторону, он пополз на четвереньках по полу, стараясь не обрезаться об осколки. Взяв с дивана подушку, пополз обратно. В автомобиле полицейского уже не было.

Вынув из-за пояса «магнум», он дважды выстрелил по машине. Пистолет громко рявкнул, но отдача была терпима. Плечо мучительно пульсировало, как больной зуб.

Второй полицейский – без очков – высунулся из-за капота и дважды выстрелил в его сторону. В ответ он пальнул по багажнику и высадил заднее стекло. Коп поспешно пригнулся и больше не стрелял.

– Прекратите огонь! – крикнул Феннер. – Дайте мне поговорить с ним!

– Валяйте! – великодушно разрешил кто-то из полицейских.