Одиночка - Виктор Гавура (2021)

Голос его хоть и раздавался изо рта, полного длинных желтых зубов, но появлялся он, похоже, не в горле, а гораздо ниже, словно доносился из глубины желудка, с каким-то неприродным скрипом. Павел сразу узнал этот, будто заржавленный голос, без сомнения, именно этот старик разговаривал с ним по телефону. Старик это заметил и тембр его голоса тут же изменился, удивив Павла широтою обволакивающе-мягких модуляций. «Имитация голоса, ‒ отметил про себя Павел. ‒ Распространенное явление в наши дни».

– Вполне возможно, я там часто бываю, – ответил Павел, придав своим словам как можно больше любезности.

Внешне, Павел сохранял спокойствие, но сердце его отбивало чечетку на углях босиком. «Не надо волноваться, ‒ успокаивал он себя. ‒ Когда придет пора волноваться, тогда и начнешь».

Презрительно усмехнувшись, старик надменно повел головой, будто некий неодушевленный предмет вздумал не подчиниться его воле. Вблизи Павел заметил жирные пятна на лацканах его сюртука и разглядел, какие липкие у него волосы, они были толстые, будто конские. К тому же он узнал этот непонятный, исходящий от старика запах. То был запах разлагающегося трупа! Все эти мысли проносились у Павла в голове, в то время как его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым. Старик долго смотрел на Павла тяжелым изучающим взглядом, и медленно, со значением произнес:

– Китайцы говорят: «Кто друзей не ищет, тот враждует сам с собой…»

Погасив под прикрытыми веками холодный огонь льдистых глаз, старик выдерживал долгую паузу, предполагающую ответ. Павел молчал, не находя нужным что-либо сказать, ведь это была скорее констатация факта, а не вопрос. Старик же продолжал со значением глядеть на него, ожидая ответа.

– Я дружу с небом, других друзей мне не надо, – подумав, ответил Павел. Выпятив лоб, он пристально глядел на старика, стараясь вспомнить, как по-китайски будет «небо»?

– Небо, по-китайски будет: «тьянькон», – чревовещательским голосом, прозвучавшим, будто со дна колодца, подсказал старик. Его брови пришли в движение, причем независимо одна от другой, и он с вдохновением продекламировал хайку:

Ни тени смущенья!

Сквозь дырку в носке уставился

Палец большой на меня.

Читает мысли, как бегущую строку, усмехнулся про себя Павел, поставив глухой блок. Это чем-то напомнило ему состязание поэтов и, составив не рифмованное трехстишие: 5 + 7 + 5, он с не меньшим вдохновением, в ответ продекламировал такую же, сильно обрусевшую японскую хайку:

Пусть из канавы,

Избитый пускай и нетрезвый,

Но все же, любуюсь Луной!

У старика как-то странно одрябли щеки, а выражение лица стало бессмысленным. Это продолжалось какое-то мгновение, но он быстро взял себя в руки. Его глаза впились в Павла, брови сошлись на переносице, предвещая угрозу, а лицо стало недружелюбным и злым, будто с него упала маска напускной учтивости, обнажив его истинную сущность. Теперь он был страшен. Заносчиво выпятив нижнюю губу, он хотел что-то сказать, но передумал и устремился от Павла прочь. Судя по всему, отношения со стариком складывались не самые теплые.

К Павлу подошел его бывший сослуживец по ассоциации, составитель гороскопов и толкователь снов Фуников, и стал поглядывать на него с таким загадочным и торжествующим видом, что Павел не знал, что об этом подумать. У Фуникова были волосы цвета ушной серы, сальными прядями, похожими на мышиные хвостики, свисавшие на лоб, черные, как изюм глазки в бледном тесте пухленьких щек и всегда мокрый рот с ярко-красными губами. Он был ниже среднего роста и его умственные способности соответствовали росту, да и остальные человеческие качества представляли собой меньше, чем ничтожную величину. Павел про себя так и называл Фуникова «меньше, чем ничто», ‒ отрицательная величина.