Однажды я выберу тебя - Эмма Скотт (2021)

– Валяй.

– Как ты собираешься встать во главе многомиллиардной компании, если тебе всего лишь… сколько? Двадцать четыре?

– У меня есть преимущество, – проговорил он.

– В смысле?

– Я набрал высокие баллы в некоторых тестах по определению уровня интеллекта.

– Так замысловато ты пытаешься пояснить, что хорошо сдал тест на IQ?

– Не хочу, чтобы прозвучало по-идиотски.

– Насколько высокие? Уровень гения? Эйнштейн?

– Черт, какой же ты любопытный, – смеясь, проговорил он.

– Виновен. Но после твоей субботней игры на пианино… Она просто завораживает.

«И возбуждает, но не стоит об этом. Мы просто друзья».

Сайлас положил левую руку на спинку диванчика и закинул ногу на ногу.

– Так и есть.

– Угу, – ухмыльнулся я. – Сама скромность. И что дальше? Ты окончил среднюю школу в десять?

– В шестнадцать. Полгода проучился в интернате… – Он прочистил горло. – Небольшой перерыв… потом Йель. Уплотненное расписание, окончил через три года, потом управленческие тренинги. – Он пожал плечами. – Вот.

Официантка принесла чайник с чаем, две маленькие чашки и тарелку спринг-роллов, политых розовым кисло-сладким соусом.

– А ты? – спросил он. – Ты говорил, что работал медбратом в отделении «Скорой помощи», пока тебя не наняли ухаживать за папой.

– Ага. После того как Карл подобрал меня на улице и спас мою задницу, он заставил получить аттестат об окончании школы и сдать SAT[20] и ACT[21]. Я, конечно, не Эйнштейн, но все же справился. Потом четыре года изучал медсестринское дело в университете Сан-Франциско. Сдал экзамен и стал дипломированным медбратом. И за два года до подтверждения квалификации получил работу у твоего отца.

Сайлас нахмурился.

– Наверное, после отделения «Скорой помощи» за папой ухаживать не сложно.

– Мне потребовался перерыв. В отделении всякого можно насмотреться. Не уверен, что вообще найду в себе силы вернуться.

– Мой отец – не самый простой человек на свете. Он отпугнул больше персонала, чем я могу сосчитать.

– Он в своем праве, – проговорил я. – Случайные гомофобные замечания не в счет. Он и сам напуган. Рассеянный склероз сбил его с ног.

– Кто-то назовет это кармой, – заметил Сайлас. Взглянув на мое лицо, он махнул рукой. – Ни для кого не секрет, что он ублюдок. Это не значит, что я… не люблю его или что-то в этом роде. Но это… сложно.

– Я знаю, каково это, – выговорил я.

– Как у тебя с семьей? Ты хоть помирился с ними?

– Недавно ужинал с мамой.

– Они живут здесь?

Я кивнул.

– Именно поэтому я вернулся в Сиэтл из Сан-Франциско. Все еще жду, что папа позвонит.

Он кивнул, поигрывая вилкой, и нахмурился, почти сердито.

– Вот дерьмо, – тихо произнес он.

– Прости?

– Ну, что тебе приходится ждать, пока он успокоится. Это ведь он тебя выгнал. И, несмотря на случившееся, ты взял себя в руки, пошел учиться, работал в отделении «Скорой помощи». Как будто нет ничего проще.

Высказывания Сайласа, пусть жесткие и колючие, проникли прямо в сердце, согревая.

– Отцы возлагают надежды на сыновей, – проговорил я. – И разочарование демонстрируют порой довольно сурово.

«Ты ведь знаешь это лучше меня, правда, Сайлас?»

Но Сайлас не стал развивать тему. Повисло молчание. Я прочистил горло.

– Ну, – произнес я, – может, перейдем к тому, что ты хотел обсудить?

– Давай сперва пообедаем, – возразил он. – Потом у тебя может пропасть аппетит. После нашего разговора, возможно, ты даже слышать не захочешь имя Маршей.

Официантка принесла заказ, поставив перед нами тарелки с дымящимся супом и большое блюдо лапши.

– А можно мне палочки? – спросил я ее.

– Два комплекта, – добавил Сайлас.

Она достала палочки из кармана передника и ушла.

– Не могу есть азиатскую еду без палочек, – пояснил я. – Это как-то неправильно.