Что, если мы утонем - Сара Шпринц (2022)

Я закрыла глаза.

– О смерти Остина Клэйберна. Он умер три года назад в феврале. У меня есть вопрос к следствию.

– Как ваше имя?

– Лоренс Кавэль. Я… я его сестра.

– Понятно. Подождите, пожалуйста. – Я крепче вцепилась в телефон, на другом конце был слышен стук клавиатуры.

– Дело было закрыто в том же году. К сожалению, я не могу дать вам информацию. Во всяком случае, не по телефону.

– Но… – Я умолкла.

– Если бы вы были членом семьи, тогда другое дело, но из материалов следует, что вы не были родственниками. Мне очень жаль, мисс Кавэль, у нас строгие правила защиты данных. Иначе любой человек мог бы получить доступ к деликатной информации и предать ее огласке.

Мне нечего было возразить, ведь хотя она и была права, там была эта фраза.

Не родственники…

Вы не настоящие брат и сестра. Он только твой сводный брат, только, только, только…

– Совсем нет никаких вариантов?

– Если вы придете в сопровождении матери жертвы, мы побеседуем.

Мое сердце остановилось. Я еще крепче зажмурилась.

– Хорошо. Спасибо.

– Сожалею, что не смогла вам помочь.

– Не страшно. Извините за беспокойство. До свидания.

Я швырнула телефон на письменный стол и прижала кулаки к глазам.

Мать жертвы. Она и моя мать, черт бы их побрал. А он был мой брат. Он был всем.

Во всяком случае, я так думала.

Ничего

Думаю, не надо объяснять, насколько странно себя чувствуешь, обсуждая с психотерапевтом чувство вины по поводу того, что, возможно, твой оргазм случился ровно в момент смерти старшего брата. И мне никогда не узнать больше, чем вот это возможно. Точный момент смерти установить не удалось. В полицейском протоколе зафиксировано только время отправки Остином текстовых сообщений и первый звонок в «Скорую». В 01.48. Звонок Сэма.

В течение нескольких минут бездыханное тело Остина лежало где-то в снегу, пока его не обнаружили. Нет никакой проблемы с моими оргазмами, ведь даже если бы я лежала в своей комнате одна и мирно спала, Остин бы все равно умер. Весь ужас состоял в том, насколько естественным для меня было хорошо проводить время, пока самый главный человек в моей жизни умирал.

В книгах и фильмах описывают, что люди нутром чувствуют плохое. Испытывают непонятную панику, бессмысленный страх, когда они теряют кого-то. Потребность не сидеть сложа руки, позвонить человеку. Сделать что-то, чтобы предотвратить ужасное.

Я бы тоже хотела сказать, будто что-то там почувствовала. Внутреннее беспокойство, некую телепатическую связь с братом – но ничего такого не было. Были только Джек, я, облегчение, что мы помирились, и хороший секс. Как можно было иметь хороший секс, когда твой старший брат и лучший друг умирает? Как можно было ничего не почувствовать?

И если Джека я каким-то непостижимым образом смогла простить, то упреки в собственный адрес остались навсегда.

Я была сестрой Остина. Я была самым близким ему человеком, и я слишком была занята собой. Иногда я думаю, что самое страшное в том, что в момент его смерти никто о нем не думал. Никому на этой земле не пришло в голову поинтересоваться, что делает Остин, все остальное было важнее. Один взмах ресниц, и он умер.

Я несколько лет провела у психотерапевта, чтобы все переварить, но сознание вины за что-то, чего я не почувствовала, не покидает меня. Ни иррационального замирания сердца, ни мрачного предчувствия, которое бы медленно подбиралось к горлу и о чем-то в конце концов просигнализировало. Ничего. Дрожь в теле и белый шум в голове. Джек, в порыве страсти выдохнувший мое имя, перед тем как мы оба кончили. Мое тело выделяло эндорфины, сердце подскакивало и падало, перепрыгивая несколько тактов, затем снова продолжало беспокойно пульсировать, в то время как сердце моего брата совершило последний удар. А я ничего не почувствовала.

Наверное, это действительно так работает.