Ловушка для птиц - Виктория Платова (2018)

Эти двое говорили о Паше в третьем лице, как будто его и не было здесь. Причем говорили не в самом уважительном ключе, скорее наоборот. Но Пашу это почему-то не обижало. Позволь себе такое в одно рыло Коляда – он мог бы и схлопотать. Но Дарси с ямочкой на щеке тушит однолетовский законный гнев, не дает ему разгореться в полную силу. И Паше нравится смотреть на Дарси. Это не то чувство, которое он обычно испытывает к девушкам и испытывал к Бо, с чьим леденцовым образом никак не удается расстаться.

Он бы хотел иметь такого друга, как Дарси, вот что.

– Просто мент. Ты же вроде искала… Для консультаций.

– Вообще-то я уже нашла. Вроде. Но еще один не помешает.

– Вообще-то я здесь. Вроде, – первый раз подал голос Паша. – Проще обратиться напрямую.

– Действительно, – изумился Коляда. – Как-то мы упустили этот момент.

– Прощелкали, – поддержала павиана Дарси.

Всему виной Пашина новая борода, выписанная прямиком из псевдоолдскульного барбершопа за три тысячи рублей. Она делает лейтенанта Однолета, серьезного человека на серьезной и важной работе, каким-то жалким клерком, каких миллион. Винтиком в машине. Или нет… При такой-то лукавой бороде, скорее, булавкой в кимоно.

Тьфу ты.

Будь здесь капитан Вяткин или следователь Брагин Сергей Валентинович – киношники ни за что не позволили бы себе такой стеб. Но с Пашей все прокатит.

А вот и не прокатит. Фигушки. Запоздало обидевшись на Дарси и примкнувшего к ней павиана, Паша сухо попрощался. И двинулся в сторону коридора, где заседала режиссерская группа во главе с самим режиссером – человеком неопределенного возраста с модно выстриженной головой. И победительно торчащей, завязанной в подобие хвоста китайской косицей. Зычным голосом Косица выкрикнула в монитор:

– Аглая и инспектор рыбоохраны! Актовый зал! Приготовились!.. Тишина!

Однолет замер. Застыл перед предварительно закрытыми кем-то из киношной обслуги створками стеклянных дверей.

– Мотор! Камера! Родандо!

Последнее слово привело Пашу в изумление, но, видимо, он был единственный, кто чему-то изумлялся. Где-то в глубине невидимого актового зала раздался хлопок, и спустя несколько секунд в коридоре зазвучали негромкие голоса – съемка в зале транслировалась на режиссерский монитор.

– Обожаю смотреть, как он выдрючивается перед телками, – едва слышный шепот заплескался прямо в Пашином ухе.

Дарси.

Теперь она стояла рядом с Пашей и самым бесцеремонным образом касалась губами его мочки.

– А он выдрючивается? – таким же шепотом спросил Паша.

– Слово «снимаем» он воспроизводит минимум на шестнадцати языках. Включая албанский и маори. Без акцента.

– А сейчас на каком?

– Испанский. Обиделись на меня?

– Нет.

– Меня зовут Дарья, и я сценаристка. А на сценаристов нельзя обижаться, они и без того обиженные судьбой люди.

– Почему? – неожиданно развеселился Однолет.

– Потому что когда пишешь, всегда держишь в голове суперсериал «Мост». Ну, или там «Однажды ночью». А на выходе, после всех согласований, редакторских правок и родандо, получается «Доярка из Хацапетовки». Разве это не печаль?

Съемка закончилась через три минуты, и путь снова был свободен. В другое время Однолет воспользовался бы любой возможностью задержаться и немного поболтать с Дарси. Но только не сейчас, когда в конце тоннеля, украшенного лихой аэрографией Ивана Караева, появился слабый свет. И все, что остается Паше, – идти на этот свет. Несмотря на улыбку сценаристки Дарьи, притягивающую к себе похлеще русалочьего пения.

– Мне пора, извините, – сказал Паша. – Было интересно.

– Да, действительно. – Дарси закусила губу. – Было смешно.