Ловушка для птиц - Виктория Платова (2018)

Паша не совсем в этом уверен, хотя до разговора с женщиной-мимом считал, что пятьдесят – это все-таки больше старость, чем молодость. Область сумерек, где действуют совсем другие законы, чем в мире, в котором существует щенок Однолет, и Бо с ее фичами, и Сандра с бумажным пакетом (куда же все-таки он подевался?). А вот Фукуяма, Славой Жижек и даже лохматый Бегбедер уже там. Перешли демаркационную линию, хотя прямых репортажей оттуда и не ведут.

Они заняты совсем другими вещами.

Полезными. Продвигающими человечество вперед.

Лидия Генриховна тоже куда-то и что-то продвигала. Скорее всего – искусство. И она не была старухой. Еще и потому, что старость – это то, что происходит с людьми. Теперь же Паша не уверен до конца, что бессменный руководитель театра пластики «Птичка Тари» вообще человек. Но и на рептилоида Дезобри не похожа.

Она что-то совсем иное. Совсем.

– Ну, какая же вы старуха!

– Тогда – Лидия, да?

– Я попробую.

– Ловлю вас на слове! Так вот, насчет этой квартиры. Она потеряла для меня всякий смысл после смерти папы. Слишком далеко, нереально. Прямо Ямало-Ненецкий автономный округ какой-то. И потом… Там все время зима, на этой Коллонтай, понимаете?

– В смысле? – удивился Паша.

– В самом прямом. Когда бы ты туда ни приехал, хоть в августе, хоть в апреле… Там зима. Вечная мерзлота.

– А в июле и мае – не пробовали?

Однолет всего лишь пошутил (на его взгляд – весьма удачно), но Лидия Генриховна отнеслась к его реплике со всей серьезностью.

– Пробовала. Тот же результат. Вот сейчас там что? Холодрыга и тьма египетская?

– Вроде того, – вынужден был признать опер. – Но сейчас декабрь.

– Вот видите! Какой месяц ни возьми – все не слава богу!

– Так почему вы ее не продали, эту квартиру?

– Я хотела. А потом подумала – пусть останется.

– Решили ее сдавать.

– Ну, что вы… Сдавать – головная боль. И легально – головная, и нелегально тоже. Бумажки всякие, счета. А я ненавижу бумажки! А еще… как же это называется… Сейчас, сейчас… Коммуналка, ага! У меня с этими проклятыми простынями никогда концы с концами не сходятся, так что бедной Софико приходится самой этим заниматься. А у нее и без того забот полон рот.

Софико, ага. Кукла-маньяк, которая всеми силами открещивалась от «квадратных метров»!

– Вы имеете в виду вашего офис-менеджера?

– Кого же еще!

– Значит, это она курирует квартиру на Коллонтай?

– Нет, конечно. Никто ее не курирует. Там живут, и то не постоянно, а время от времени. Ставят меня в известность и получают ключи.

– Кто именно?

– Свои люди. Потому что чужие там не ходят. В основном – мои актеры. Сейчас не вспомню, кто именно. Но можете поинтересоваться у Софочки, она чрезвычайно пунктуальный человек. У нее все по полочкам разложено.

– Мне она сказала, что у нее совсем другая сфера деятельности. И вопрос с квартирой ее не касается.

– Все верно, не касается. Но она подвижница, преданная нашему театру всей душой. Вот и взваливает все на себя сверх меры. Никого-то у нее нет, у бедной трогательной толстухи. Никого, кроме меня и пташек.

– Пташек?

– Мои актеры. Пять прекрасных птиц, которых я очень ценю. Вы должны увидеть их на сцене. Да хоть бы и не на сцене… Просто увидеть. Воспарить с ними над нашей грешной землей. Мне кажется, у вас получится.

Лидия Генриховна (или просто Лидия) так и норовила увести Пашу от магистральной темы. Иначе к чему все эти разговоры про коммуналку, толстух и пташек? Злого умысла в них нет, но и вылущить истину из манерной болтовни Пьеро никак не получается.

– Обязательно приду к вам на спектакль, – пообещал Однолет. – Если пригласите. Так кто проживал на Коллонтай в последнее время?

Дезобри снова соорудила домик из бровей и закатила глаза: это должно было означать усиленную работу мысли.

– Я сказала, что чужие там не ходят?

– Что-то вроде того.