Оживший покойник - Анатолий Леонов (2019)

– Jamais! – закричал в ответ довольный капитан. – А чтобы ты, Григорий Федорович, понял всю серьезность ситуации, предлагаю пройтись в одно место. Тут рядом.

Капитан Маржарет открыл дверь. Семка – «Заячья губа», сидевший на лавке в коридоре, вскочил и услужливо склонился, ожидая приказа. Маржарет, не обратив на него никакого внимания, жестом предложил иноку пойти за собой. Феона в ответ пожал плечами и вышел из кельи. Дверь за ним со скрипом закрылась. Догоревшая лучина горячим угольком с шипением упала в деревянное корыто, наполненное водой, и наступила тьма.

Феону привели обратно в пыточную камеру. Масляные фонари на опорных столбах-колоннах тускло освещали сводчатый мрачный зал, устланный грязной соломой. От кислого запаха крови, жженого человеческого мяса и свежих испражнений слегка кружилась голова. Грязь и нечистоты были здесь везде. На стенах, на колоннах, на предметах мебели. Словом, куда бы ни обратился взор, везде он встречался с настоящим ужасом, сравнимым разве что с описаниями преисподней и муками ада. Но там были проделки врага рода человеческого, а здесь деяния самих людей, с удивительной охотой и рвением устраивающих ад на земле для себе подобных. Феону нельзя было удивить пыточной и всем ее содержимым, он прекрасно знал, что это и как работает. Он хорошо помнил, какими способами в таких местах велось дознание. Но в первый раз за свою долгую жизнь он находился по другую сторону допроса и дыбы.

Два дюжих заплечных дел мастера в черных фартуках деловито сняли с дыбы бездыханное тело знахарки и поволокли ее за руки, оставляя на соломе широкую кровавую полосу. Феона с жалостью посмотрел на истерзанное тело женщины, перекрестился и тихо прошептал молитву. В это время Семка схватил со стола запачканную кровью бумагу и, бегло поглядев на нее, утвердительно махнул головой в ответ на вопросительный взгляд Маржарета. Маржарет расплылся в довольной улыбке и, потирая ладони, повернул голову к монаху.

– Ну, господа, приступим? Вот и место освободилось, Григорий Федорович. Ты же знаешь, как это бывает. Может, обойдемся без крайностей?

Феона проигнорировал вопрос капитана, продолжая читать молитву за упокой души несчастной Меланьи, в то время как «Заячья губа» уже подошел сзади к монаху и выжидательно смотрел на француза. Маржарет остановил его жестом и еще раз обратился к Феоне, видимо, рассчитывая договориться, не прибегая к крайним мерам:

– Ну что, Григорий Федорович? Решай! Давай по-хорошему? Семен Грязнов человек, конечно, неприятный, но дело свое знает хорошо. И служанка Морозова напрасно так долго ему сопротивлялась. Результат все равно определен заранее.

– Что же ты от меня хочешь, капитан?

– Да ничего особенного. Признайся. Просто подпиши бумагу, что ты подговаривал царского постельничего, стольника Глеба Морозова, извести царя с целью возведения на престол малолетнего внука Василия Шуйского, Тимофея. А когда стольник отказался, ты, войдя в сговор со слугой Морозова, Васькой, а также знахаркой и чернокнижницей Меланьей, оного стольника отравил.

Отец Феона изумленно посмотрел на француза, сующего ему в руки пачку допросных листов и гусиное перо, уже услужливо опущенное Семкой в чернильницу.

– Убери от меня эту пасквиль, Маржарет, – произнес он брезгливо. – Ты знаешь, я не из пугливых. Скажу тебе как на духу, капитан. Какую бы подлость ты ни задумал, какую бы мерзость ни вынашивал в планах, я не буду тебе помогать даже под страхом смерти. Я не буду тебе помогать ни живым, ни мертвым. Я не боюсь тебя.

Маржарет изобразил на лице искреннее сожаление и грусть. Его большой нос даже покрылся испариной, а на глаза набежали слезы.

– Ну что же, очень жаль, – произнес он печально. – Видит Бог, я хотел избежать этого. Merde!