Оживший покойник - Анатолий Леонов (2019)

Мысли в причудливом вихре стремительно закружились в голове Феоны. Он любил это состояние. Значит, что-то важное из ранее незамеченного рвется наружу. Тут главное было не спугнуть эту мысль, а дать ей «покружиться» в сознании. Феона вспоминал: «Вот Глеб берет младенца на вытянутые руки. Неожиданно из горла и носа вельможи хлещет кровь. Младенец просыпается и начинает громко плакать. Меланья едва успевает перехватить ребенка. Глеб падает на стол. В это время Меланья внимательно смотрит в его глаза и нюхает его кровь». Так! Феона перевернулся на спину и продолжил вспоминать: «Вот он идет по коридору, из-за угла, оглядываясь, выходят Авдотья и Меланья, травница несет прикрытый материей небольшой ушат. Меланья целует ему руку. От руки идет резкий, неприятный запах»… и? Феона опять сел на охапку соломы. Ушат… запах? «Он останавливается перед Меланьей, висящей на дыбе. Несчастная женщина едва слышно произносит: «Спаси детей… я знаю, ты сможешь…» Стрелец грубо подталкивает Феону в спину, заставляя идти дальше. Все! Это все.

– Как все просто! – засмеялся Феона, откидываясь на подстилку.

Он лежал на прелой соломе, заложив руки за голову, и глядел на низкий, сводчатый потолок. Он уже знал почти все в этой странной истории, но ему надо было еще очень постараться, чтобы узнать то, что скрывалось за словом «почти», и при этом как-то попробовать остаться в живых.

Глава 24. Планы меняются

За стенами каменного мешка, в котором сидел отец Феона, послышались приглушенные голоса. Коротко и гулко лязгнули запоры. Круглая дверца со скрипом отворилась и в проем просунулась пухлая рука с горящим масляным светильником.

– Отец Феона, тут ли ты? В узилище? – донесся снаружи страдальческий голос отца-келаря.

– Тут, разумеется. Где же мне еще быть? – невесело усмехнулся Феона, приподнимаясь на локтях и глядя на отворенный лаз. Слабый свет лампы нестерпимо резал глаза, привыкшие к темноте.

– Ты бы, отец Геннадий, лампу пока убрал, а то ослепил меня совсем, – пожаловался он келарю.

Лампа мгновенно переместилась подальше от лаза.

– Ну вот, значит, мы в гости и пришли, – донесся до Феоны легко узнаваемый сиплый басок старца Прокопия. – Вылезай отсель, отец Феона. Все людишки Салтыкова спят мертвецки после винопития неумеренного. Верно, отец Геннадий?

– Это уж непременно! – захихикал келарь. – До утра точно не проспятся. Вылезай без робости, отец Феона.

Феона не дал себя долго упрашивать и, с трудом протиснувшись через узкий лаз, оказался в объятиях друзей. И отец Прокопий, и отец Геннадий, и даже Маврикий, все норовили потрогать его, пощупать и отряхнуть пыль с рваной и грязной рубахи и штанов. Монашеские одежды с него сорвали еще в пыточной и, как водится, не вернули.

После первых приветствий старец Прокопий усадил Феону на низкую колченогую скамью, стоящую у стены, и, сев рядом, наконец задал волновавший всех вопрос:

– Ну, отец честной, рассказывай, как тебя угораздило в заговорщики попасть? Говорят, тебя на дыбу поднимали?

– Да нет, – презрительно отмахнулся Феона. – Попугали только слегка. Показали, как могут, и отпустили подумать.

Отец-келарь при этих словах содрогнулся всем телом и, нервно озираясь по сторонам, произнес жарким шепотом:

– А может, все-таки не будем задерживаться для воспоминаний. Мы же не затем сюда пришли. Верно, отец благочинный? У меня от этого места мурашки с горошину! Жуть!

Прокопий посмотрел на оробевшего келаря и согласно закивал головой.

– Да, конечно. Мы тут вот чего придумали с братьями. Беги, отец Феона. В конюшне тебя ждет оседланный кабардинец. Привратник калитку откроет на черном дворе. Пока люди Салтыкова спохватятся, ты уже далеко будешь!

Старец трескуче рассмеялся, представляя, как оставит в дураках Салтыкова и его людей. Келарь с Маврикием вторили ему тихим смешком и скромной улыбкой, но отец Феона вернул их к действительности неожиданным вопросом: