Оживший покойник - Анатолий Леонов (2019)

Через низкую дверь, скрепленную железными коваными скобами, в старую корчму у церкви Василия, что в Кирпичной слободе, вошел крепкий поджарый человек в суконной однорядке ярко-зеленого цвета, внакидку наброшенной на широкие плечи. Полутемное, не очень большое помещение корчмы было плотно заставлено столами и лавками и напоминало хитроумный лабиринт, переломать ноги в котором, казалось, проще, чем насытить брюхо. Отчаянно, до рези в глазах пахло чесноком, луком, хреном и анисом. Посетителей корчмы в этот ранний час было совсем немного, в основном городские стрельцы, крестьяне из ближних деревень и слободские каменщики. В целом не больше дюжины. Все сидели одетыми в кафтаны, зипуны и телогреи, потому что, несмотря на август месяц, за толстыми каменными стенами шинка было достаточно прохладно. Сидели степенно. Пили в меру. Шума создавали немного. Ели горячее «хлебово» из щей, кальи и похмелки. Сытную «зеленую» кашу из молодой недозрелой ржи и гречу с изюмом, варенную на костном мозге со сливками и сметаной. Запивали медами: вареным да хмельным, а те, у кого кошель потоньше, довольствовались березовицей пьяной. Держали хозяева питейного дома и мед ставленый, тридцатипятилетней выдержки, с одной кружки которого человек бесчувственно под стол падал. Но такой напиток стоил дорого и подавался только для особых гостей.

Нового посетителя приметил только хозяин корчмы. Саженный дядя, семи пудов весом, исподлобья смерил вошедшего колючим взглядом и неспешно пошел навстречу, вытирая огромные ручищи о большой черный фартук. Впрочем, как только корчмарь и посетитель поравнялись, стало очевидно, что они знали друг друга. Чоботок, а это был именно он, приветливо улыбнулся и что-то прошептал на ухо шинкарю. В ответ тот утвердительно кивнул головой и пальцем указал на угол справа от дверей. Проследив за его пальцем, Чоботок наконец заметил одиноко сидящего за столом отца Феону, хотя мог поклясться, что пару раз до этого смотрел в ту сторону и никого не видел. Растянув улыбку до ушей, Чоботок пошел к столу инока, на ходу потирая от удовольствия руки.

– Доброго здоровья, Григорий Федорович!

Феона радушно кивнул в ответ, оценив голодный взгляд, брошенный Чоботком на его трапезу. На столе стояли глиняный горшок с белужьей юрмой на петушином бульоне и деревянная миска с твердым, как холодец, ржаным киселем. Улыбнувшись, монах придвинул гостю еду, жестом приглашая его присоединиться к скромному застолью. Чоботок не дал уговаривать себя дважды и в считаные мгновенья оставил инока без завтрака. Впрочем, это обстоятельство в конечном счете смутило только самого Чоботка, а никак не отца Феону, который, ободряюще потрепав атамана по плечу, придвинул ему кувшин с квасом из ревеня и брусничный левишник. Дождавшись, когда тот напьется, он спросил, внимательно глядя в глаза собеседника:

– Какие новости, урядник?

Скоморох удовлетворенно отвалился на скамью, сыто рыгнул, перекрестил рот и, вытерев ладонью мокрую от кваса бороду, ответил, понизив голос до шепота:

– Так это… ищут тебя Григорий Федорович! У каждого хлябыша подробное описание имеется! Сам видел. Вот тебе крест!

Заметив двух праздносидящих за пустым столом стрельцов третьего Костромского приказа, бесцеремонно разглядывавших посетителей корчмы, Чоботок перешел на лифонский ялман (офеньский язык), а проще говоря на «феню», которой прекрасно владели все странствующие торговцы, жиганы и скоморохи, а также люди, которым знать ее положено было по государеву делу. Красноречивым взглядом, указывая на стрельцов, Чоботок выпалил быстрой скороговоркой.

– Мас пельмаю, базловато ботве здебесь, на подтыхлярном рыме (я думаю, опасно тебе здесь, на постоялом дворе). Подъюхлить чони ботву (поймают они тебя).

– Не найдут, – со смехом отмахнулся Феона от скомороха. – Ты меня с пяти шагов не увидел, а эти и подавно не смогут. Что еще?