Камни вместо сердец - Кристофер Сэнсом (2015)

– Чему быть, того не миновать, Винсент. – Он развернул картину, показав нам старую аббатису, ее темный покров, белый плат и полное тайны лицо посредине. – Видите, как она улыбается… словно бы знает нечто особенное. Быть может, правы те люди, которые говорят, что прокляты мы, превратившие монастыри в собственные дома. A если сюда придут французы, кто знает, возможно, они сожгут дом мой дотла.

– Николас… – нетерпеливым тоном проговорил его адвокат.

– Не исключено, что она улыбается именно поэтому. – Хозяин дома повернулся ко мне со странным выражением на лице: – А вы что скажете, мастер Шардлейк?

– На мой взгляд, это просто суеверие, сэр, – покачал я головой.

Хоббей не ответил, и я понял, что он полностью углубился в себя. Теперь в этом поместье правят Дирик и Фальстоу. И если им нужно повесить Эттиса, чтобы покончить с оппозицией в деревне, они повесят его, виновен он или нет.

Ужин в тот день оказался одной из самых меланхоличных трапез, в которых мне довелось участвовать. Хоббей-старший сидел, сгорбившись во главе стола и без интереса ковыряя еду. Амброуз, бдительно карауливший за его спиной, несколько раз обменялся взглядами с Дириком. Забыв обо всех, в том числе и о сидевшем рядом Дэвиде, Хью смотрел только в свою тарелку. Дэвид же выглядел неопрятно, его дублет был запятнан пищей, бледные щеки покрывала черная щетина, а глаза навыкате покраснели от слез. Иногда одичалый взгляд его устремлялся в пространство, словно бы он пытался избавиться от какого-то жуткого сна. А Кертис, напротив, был, как всегда, аккуратно одет и даже выбрит.

Я попытался занять Хью разговором, однако не добился ничего, кроме односложных ответов. По моему ощущению, он все еще сердился на меня за наш разговор о его словах, произнесенных над трупом Абигайль. Я окинул взглядом стол: за ним сидели одни только мужчины. Хотелось бы знать, появится ли снова женщина в этом доме, где десять лет назад жили одни только женщины. Я посмотрел на огромное западное окно, вспомнив первый вечер, проведенный мной в этом поместье, и тучу мотыльков. В этот вечер их было немного… интересно, что с ними сталось?

Заметив мой взгляд, обратившийся к оголившимся стенам, Дирик проговорил:

– Мастер Хоббей вчера приказал снять гобелены. Вид их сделался для него непереносимым.

– Это вполне понятно, – согласился я.

Сидевший возле Винсента хозяин дома не обратил на эти слова внимания.

Занимавший место рядом со мной Эдвард Приддис негромким голосом обратился ко мне:

– Отец сказал мне, что в Рольфсвуде было совершено открытие. Оказалось, что Вильям Феттиплейс не погиб в том пожаре, но закончил свою жизнь в мельничном пруду.

Голос его, как всегда, оставался спокойным и ровным.

– Верно. Я присутствовал при обнаружении трупа. – И я рассказал, каким образом было обнаружено тело после прорыва плотины. Отец Эдварда, сидевший по другую руку от сына, внимательно прислушивался ко мне, не обращая внимания на слова сэра Гарольда, живописавшего, как в какой-то прибрежной деревне случайно зажгли во время тренировки один из сигнальных костров, предназначенных на случай нашествия французов.

– Предполагаю, что проведение нового дознания будет поручено сассекскому коронеру? – спросил младший Приддис.

– Да. Вы с ним знакомы? – поинтересовался я.

– Нет, но отец знает его. – Пригнувшись к столу, Эдвард громко произнес: – Мастер Шардлейк спрашивает меня о новом сассекском коронере.

Его отец наклонил голову:

– Сэмюель Пакенхэм не станет воскрешать старинную историю. Как сделал бы и я сам. Он займется ею, когда придет нужное время.

– Однако, сэр, им придется привлечь к расследованию и вас, – сказал я, – как проводившего первое дознание.