Талантливый мистер Рипли - Патриция Хайсмит (2016)

Он снова опустился в кресло и, перекинув ногу через подлокотник, принялся болтать ею. Сил на то, чтобы снять башмаки, уже не оставалось. Ему вдруг пришло в голову, что он испытывает точно такую же усталость, как в тот раз, когда убил Фредди Майлза, или после убийства Дикки в Сан-Ремо. И сейчас он был близок к этому! С каким хладнокровием обдумывал он, как будет бить ее каблуком до тех пор, пока она не рухнет без чувств, причем делать это, чтобы не повредить кожу, он хотел не грубо, и как потом потащит тело через холл, вытащит, предварительно выключив свет, чтобы их никто не увидел в дверь; и как быстро он сочинил историю о том, что она поскользнулась, а потом подумал о том, что она наверняка приплывет обратно к ступеням, но он вовсе не собирался ни прыгать в воду, ни звать на помощь… Он даже представил себе, какими именно словами они потом обменяются с мистером Гринлифом, мистер Гринлиф будет потрясен и ошеломлен, да и он, очевидно, будет потрясен не меньше, но именно что «очевидно». Внутренне он сохранит то же спокойствие и ту же уверенность, что и после убийства Фредди, потому что рассказ его будет неопровержим. Как и рассказ о Сан-Ремо. Его истории были неопровержимы, потому что он так тщательно обдумывал их, что и сам начинал в них верить.

Какое-то время он даже слышал свой собственный голос: «…Я стоял на ступеньках и звал ее, думал, что она вот-вот всплывет или что она шутит надо мной… Я не был уверен, что с ней что-то случилось, всего за минуту до этого она была в прекрасном настроении…» Том напрягся. В голове у него будто крутилась пластинка, прямо в гостиной разворачивалась небольшая драма, и он не мог ее остановить. Он видел себя с итальянскими полицейскими и с мистером Гринлифом возле больших дверей, которые вели в холл, и слышал, как честно все рассказывает. И ему верят.

Но пугали его не этот диалог и не полная убежденность в том, что он сделал это (он знал, что этого не делал), а то, что он помнил, как стоял перед Мардж с башмаком в руке и хладнокровно и методично представлял все свои дальнейшие действия. Дважды это уже произошло, и оба раза были не плодом его воображения, а реальностью. Он мог бы сказать, что вовсе не хотел этого делать, и, однако же, сделал. Он не хотел быть убийцей. Иногда он совершенно забывал о своих убийствах – только сейчас до него это дошло. Но иногда – как теперь – вспоминал их. Сегодня, размышляя о смысле вещей и о том, почему ему нравится жить в Европе, он явно о них забыл.

Том повернулся на бок, положив одну ногу на диван. Он был весь в поту, его трясло. Что с ним происходит? Что произошло? Увидевшись завтра с мистером Гринлифом, не наболтает ли он ему всякой чепухи о том, как Мардж упала в канал, как он звал на помощь, как прыгнул в воду и не смог ее найти? Даже если Мардж будет стоять рядом, не разойдется ли он и не расскажет ли всю эту историю, тем самым обнаружив, что он маньяк?

Завтра ему предстоит сообщить мистеру Гринлифу о кольцах. Нужно пересказать ту же самую историю, которую уже слышала Мардж. Чтобы рассказ звучал правдоподобно, необходимы подробности. Он начал их сочинять. Его мозг успокоился. Том представил себе номер в римской гостинице, как они стоят и разговаривают, как Дикки снимает оба кольца и протягивает ему. Дикки говорит: «Никому об этом не говори…»

27