Первородный грех - Филлис Джеймс (2005)

— Почему — напрасно? Что тут плохого? То есть если вы говорили честно?

— Плохое тут как раз то, что я говорила честно. Я его расстроила. — Помолчав, она спросила: — Как вы думаете, чего стоит такое алиби?

— Не больно много. Но если он решил его держаться, а я догадываюсь, что так оно и есть, нам грозит куча неприятностей, даже если мы много чего другого накопаем про Де Уитта.

— Не обязательно. Все зависит от убедительности других улик. И если мы находим это алиби неубедительным, то и присяжные увидят то же самое.

— Ну да, если только этот парень когда-нибудь предстанет перед присяжными.

— Впрочем, — сказала Кейт, — есть одна зацепка. Может, просто случайность, только я подумала… Этот его дружок — Рэй — явно лгал. Но откуда сам Фарлоу знает, что алиби нужно примерно на семь тридцать? Или это просто удачная догадка?

38

Сообщение Дэлглишу о том, что он согласен встретиться с ним, Жан-Филипп Этьенн передал с Клаудией. Встречу он назначил на 10.30. Это означало, что надо отправиться в путь довольно рано, чтобы ехать спокойно. Время встречи удивило Дэлглиша — ведь назначивший его человек имел в своем распоряжении весь день целиком: по-видимому, здесь была какая-то особая цель. Не в том ли дело, раздумывал Дэлглиш, что, даже если беседа затянется дольше, чем ожидалось, Этьенн не будет обязан пригласить его остаться на ленч? Это устраивало и его самого. Поесть в полном одиночестве, в незнакомом месте, где его никто не знает, не может узнать в лицо, даже если еда окажется не вполне по вкусу; поесть в таком месте, где он может быть уверен, что никто на свете не знает, где он работает, где его не достанет ни один телефонный звонок, — редкое удовольствие, и он собирался после интервью насладиться им сполна. В четыре часа у него назначено совещание в Скотланд-Ярде, а затем он прямиком отправится в Уоппинг — выслушать, что доложит ему Кейт. У него не останется времени на прогулку и на осмотр, по всей видимости, интересного храма, но в конце концов надо же человеку поесть!

Когда он отправился в путь, было еще темно и, светлея, ночь сменялась сухим, но бессолнечным утром. Однако как только он стряхнул с себя последние восточные предместья Лондона и его окружили приглушенные краски сельских пейзажей Эссекса, серый полог над ним сменился перламутровой дымкой, обещавшей, что солнце, возможно, все-таки проглянет. За низко подстриженной живой изгородью, время от времени пронзаемой одинокими, встрепанными ветром деревьями, простирались к далекому горизонту вспаханные осенние поля с кое-где проклюнувшимися зелеными ростками озимой пшеницы. Под широким небом восточной Англии Адама охватило чувство освобожденности, словно тяжесть давнего, привычного бремени на какое-то время спала с его плеч.

Дэлглиш задумался о человеке, с которым должен был встретиться. Он ехал в Отона-Хаус, не слишком многого ожидая от этой встречи, но тем не менее подготовившись к ней. Для детального исследования биографии Этьенна времени у него не было. Он провел минут сорок в Лондонской библиотеке и поговорил по телефону с бывшим участником Сопротивления, живущим теперь в Париже, чью фамилию ему назвал сотрудник французского посольства, с которым у Дэлглиша были деловые контакты. Теперь он кое-что знал о Жане-Филиппе Этьенне, герое Сопротивления в вишистской Франции.