Первородный грех - Филлис Джеймс (2005)

Не издавая ни звука, она промчалась через дворик и застучала в первую же дверь — дверь Донтси — и нажала кнопку звонка. Окна над дверью были темны, так что она не стала дожидаться ответа, понимая, что его не будет, но обогнула дом и выбежала на Инносент-Уок. Она надавила кнопку звонка Франсес Певерелл большим пальцем правой руки и, не отрывая его от кнопки, левой принялась колотить в дверь дверным молотком. Откликнулись ей почти сразу же. Шагов на лестнице Мэнди не услышала, но дверь резко распахнулась, и перед ней предстал Джеймс Де Уитт, из-за плеча которого выглядывала Франсес Певерелл. Заикаясь, путаясь в словах, Мэнди забормотала что-то, указывая рукой в сторону Темзы, и бросилась бежать, сознавая, что они оба бегут за ней по пятам. И вот они уже стоят все вместе на берегу и смотрят в воду. Мэнди обнаружила, что думает: «Нет, я не сошла с ума. Это не сон. ЭТО все еще там…»

Она услышала, как мисс Певерелл говорит:

— О нет! Господи Боже мой, нет! — Потом мисс Франсес отвернулась, почти теряя сознание, и Де Уитт подхватил ее и обнял, но Мэнди успела заметить, как она перекрестилась.

Джеймс Де Уитт произнес:

— Все в порядке, дорогая, все будет хорошо.

Мисс Певерелл ответила едва слышно, уткнувшись ему в плечо:

— Ничего не в порядке. Как это все может быть хорошо? — Потом высвободилась из его объятий и спросила неожиданно сильным и спокойным голосом: — Кто это?

Де Уитт даже не посмотрел на страшный предмет в реке. Вместо этого он осторожно снял с ограды лист бумаги и заглянул в него.

— Эсме Карлинг, — сказал он. — Похоже, самоубийство. Прощальное письмо.

— О Господи, неужели опять? — воскликнула Франсес. — Неужели еще одно? Что там написано?

— Разглядеть не так просто.

Де Уитт повернулся боком, чтобы свет от матового шара на конце ограды падал на лист бумаги. Письмо практически не имело полей, будто страницу специально обрезали, чтобы приспособить к его содержанию, а острый зубец ограды прорвал ее посередине.

— Похоже, написано ее рукой, — сказал Де Уитт. — Адресовано всем нам.

Он разгладил бумагу ладонью и прочел вслух:

— «Компаньонам издательства „Певерелл пресс“. Будьте вы все прокляты! Тридцать лет вы эксплуатировали мой талант, наживались на мне, пренебрегали мной как писателем и как женщиной, третировали меня, будто мои книги недостойны носить ваш импринт на титульном листе. Что вы знаете о творчестве писателя? Лишь один из вас когда-то написал пару слов, но его талант, если он и вправду был, угас много лет назад. Это я и такие, как я, писатели помогали вашей фирме выжить. А теперь вы меня вышвырнули. После тридцати лет со мной покончили — без объяснений, без права на апелляцию, не дав мне возможности что-то исправить, переписать. Кончено. Я уволена. От меня избавились, как компаньоны „Певерелл пресс“ всегда, поколение за поколением, избавлялись от неугодных им слуг. Неужели вам не ясно, что вы покончили со мной не только как с писателем, но и как с человеком? Вы что же, не знаете, что если писательница не может больше публиковать свои книги, ей лучше умереть? Но я по крайней мере могу сделать так, что скандальные слухи о вас разнесутся по всему Лондону, и можете мне поверить — я это сделаю. Это только начало».

— Бедная женщина, — сказала Франсес Певерелл. — Ах, бедная, бедная. Джеймс, почему же она к нам не пришла?

— Разве это могло исправить положение?

— Это то же самое, что с Соней. Если надо было так сделать, все можно было сделать иначе, проявив хоть немного сочувствия, доброты…

— Франсес, сейчас мы уже не можем ничего для нее сделать, — мягко сказал Джеймс Де Уитт. — Нужно вызвать полицию.

— Но не можем же мы так ее оставить! Это слишком страшно! Непристойно! Надо ее вытащить, попытаться сделать искусственное дыхание…

Он сказал мягко, но настойчиво:

— Франсес, она мертва.

— Но мы не можем ее так оставить. Пожалуйста, Джеймс, мы должны попытаться!