Первородный грех - Филлис Джеймс (2005)

— Кому-то надо остаться у трупа, — сказал он. — Сидни и я подождем здесь. Джеймс, вы отведите женщин в дом и позвоните в полицию. И всем нам нужно будет выпить горячего кофе или чего-нибудь покрепче. И побольше.

47

Входная дверь дома № 12 открывалась в узкий прямоугольный холл; вслед за Джеймсом Де Уиттом и Франсес Певерелл Мэнди поднялась по крутой лестнице, устланной бледно-зеленой ковровой дорожкой, в другой холл. Он был побольше и пошире, чем нижний, почти квадратный, с дверью прямо напротив входа. Мэнди очутилась в гостиной, протянувшейся во всю длину фасада. Два высоких окна, выходящих на балкон, были закрыты шторами, не впускавшими в комнату ночь и реку. В корзине у камина лежали брикеты бездымного угля. Мистер Де Уитт убрал медный каминный экран и усадил Мэнди в одно из кресел с высокой спинкой. Они вдруг стали с ней очень заботливы, словно она гостья, видно, потому, думала она, что суета вокруг нее помогала им обоим хоть чем-то занять себя.

Стоя перед ее креслом и пристально на нее глядя, мисс Певерелл сказала:

— Мэнди, я так вам сочувствую. Два самоубийства, и обеих женщин обнаружили вы. Сначала мисс Клементс, а теперь вот этот случай. Что вам дать? Кофе? Бренди? Есть еще красное вино. Только я думаю, вы, может быть, поесть не успели. Вы голодны?

— Да, немного.

На самом деле она вдруг почувствовала страшный голод. В квартире пахло чем-то горячим и пряным, терпеть это было невыносимо. Мисс Певерелл взглянула на мистера Де Уитта и сказала:

— А вы, Джеймс? У нас на обед утка в апельсиновом соусе.

— Я не хочу есть, а вот Мэнди, уверен, очень хочет.

Мэнди подумала: у нее только на двоих рассчитано. Может, от «Маркса и Спенсера»[106] принесли. Везет же тем, кто может это себе позволить! Мисс Певерелл хотела устроить уютный дружеский обед. Видно было, что она очень постаралась. Круглый стол в дальнем конце комнаты был накрыт белой крахмальной скатертью, у каждого прибора стояли три сверкающих бокала, на столе — два низких серебряных подсвечника с еще не зажженными свечами. Подойдя ближе, Мэнди увидела, что уже подан салат в небольших деревянных мисочках — нежные листочки разных оттенков красного и зеленого, поджаренные орешки, кубики сыра. Была здесь и уже открытая бутылка красного вина, и белое — в ведерке со льдом. Но Мэнди не хотелось салата. Она мечтала о какой-нибудь горячей и пряной пище.

А еще она заметила, что мисс Певерелл позаботилась не только о еде. Зеленовато-голубое платье с плиссированной юбкой и надетая поверх него блуза, завязанная на боку бантом, были из натурального узорного шелка, удачно оттенявшего цвет ее лица. Слишком старомодно для нее, банально и скучновато, а юбка слишком длинная. Это совсем не подчеркивает фигуру, а ведь такая фигура могла бы смотреться великолепно, если бы только мисс Франсес умела одеваться. Жемчужины ожерелья, поблескивающие на фоне шелка, скорее всего настоящие. Мэнди надеялась, что мистер Де Уитт оценил усилия, предпринятые ради него. Миссис Демери говорила ей, что он уже много лет влюблен в мисс Певерелл. Теперь, когда мистер Жерар уже не в силах ему помешать, он, похоже, может добиться успеха.

Подали утку с горошком и мелким картофелем. Мэнди, забыв в приступе голода о социальном неравенстве, жадно набросилась на еду. Джеймс Де Уитт и Франсес Певерелл тоже сели с ней за стол. Они ничего не ели, только выпили по стакану красного вина. Они ухаживали за ней с такой заботой и вниманием, будто чувствовали себя виноватыми в том, что произошло, и пытались как-то загладить вину. Мисс Франсес уговаривала взять еще овощей, а мистер Де Уитт наливал вино. Время от времени оба уходили в смежную комнату, она догадалась, что там — кухня, где окна выходят на Инносент-Пэсидж; оттуда доносились их тихие голоса. Мэнди понимала, что, прислушиваясь и поглядывая в окно в ожидании полиции, они обсуждают что-то, о чем не хотят говорить в ее присутствии.