Трон Знания. Книга 1 - Такаббир Кебади (2016)

Над крышами – соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом – только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.

На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов – хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.

С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами – где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами походил на ажурное вязаное полотно.

Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать – на душе становится тошно.

Страж посмотрел в другую сторону.

Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость – чесать языками при любом удобном случае.

Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить – на что потратить свое «состояние». Чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьев.

Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половичок, сшитый из пестрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.

Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад – неужто успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет того, кто придумал открыть питейный дом в самом неудачном месте.

С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая – с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят – никто не знал, даже командир стражей.

Еще не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донесся рев двигателя.

***

Адэр вел автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинчиками, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка, то на мужика возле общественной бани, который, увидев машину, быстро принял важный вид. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с синей вывеской на стене и объявлением на двери «Только для прииска». Остановиться бы да спросить, где живет начальник, но чересчур людно – лишний шум пока ни к чему.