Простая правда - Джоди Пиколт (2019)

– Кэти подробно рассказала о ночи перед родами, о самих родах и о том, что уснула с ребенком на руках. Она говорит, что, когда проснулась, ребенка уже не было. Ножницы, которыми она перерезала пуповину, тоже пропали.

– Она искала ребенка?

– Нет. Она вернулась в свою комнату и легла спать, в полном соответствии с поведением женщин, совершивших неонатицид, – с глаз долой, из сердца вон.

У Элли голова пошла кругом.

– Как долго она пробыла в отключке в коровнике?

– Сказала, что не знает.

– Судя по отчетам полиции, не могло быть долго, – вслух размышляла Элли. – Что, если…

– Мисс Хэтэуэй, я понимаю, о чем вы думаете. Но не забывайте: до настоящего момента Кэти не вспоминала о рождении ребенка. Завтра, кто знает, она может вспомнить со всеми ужасными подробностями, как душила его. Как бы нам ни хотелось думать, что она не убивала ребенка, нам придется воспринимать ее воспоминания с долей скептицизма. Из простого определения диссоциации следует, что у Кэти могли быть провалы во времени и логике. Велика вероятность того, что она все-таки убила ребенка, пусть даже на словах никогда не признается в этом.

– Значит, вы считаете, что она виновна, – произнесла Элли.

– Я считаю, она подходит под профиль многих других опрошенных женщин, убивших своих новорожденных в состоянии диссоциации, – поправила психиатр. – Я считаю, что модель ее поведения соответствует тому, что мы знаем о феномене неонатицида.

Элли остановилась на берегу ручья:

– Моя клиентка вменяема, доктор Полаччи?

Психиатр тяжело вздохнула:

– Провокационный вопрос. Вы спрашиваете о медицинском аспекте или юридическом? Невменяемость в медицинском аспекте предполагает, что человек оторван от реальности, однако в состоянии диссоциации он имеет связь с реальностью. Девушка выглядит и кажется нормальной, находясь в абсолютно ненормальном состоянии. Тем не менее в юридическом аспекте невменяемость не имеет ничего общего с реальностью – она зависит от когнитивных тестов. И если женщина в состоянии диссоциации совершает убийство, она, скорее всего, не осознает природу этого поступка и не поймет, что совершаемое ею дурно.

– Значит, я могу построить защиту по линии невменяемости?

– Можете делать все, что вам угодно, – без выражения произнесла Полаччи. – На самом деле вы спрашиваете, поможет ли защита по линии невменяемости спасти вашу клиентку. Честно говоря, не знаю, мисс Хэтэуэй. Скажу только, что присяжные обычно интересуются практическими аспектами: что женщина надежна и что этого не случится вновь. Для большинства женщин, совершающих неонатицид, ответ утвердительный. Наилучший вариант? Мои доводы помогут присяжным за что-то зацепиться. Если они захотят оправдать, то сделают это, если найдется что-то, дающее рациональное объяснение их действиям.

– Худший вариант?

– Присяжные узна́ют о неонатициде больше, чем хотели знать, – пожала плечами доктор Полаччи.

– А Кэти?

Психиатр пристально посмотрела на Элли:

– А Кэти садится в тюрьму.

Кэти чувствовала себя зеленой веточкой, которую сама вертела в руках, – согнутой пополам, готовой сломаться. Она боролась с желанием встать и начать ходить, выглянуть в окно сеновала, сделать что угодно, но только не разговаривать с адвокатом прямо сейчас.

Она понимала цель этой репетиции. Элли пыталась подготовить ее к неприятному допросу со стороны судебного психиатра, присланного штатом. Элли сказала, доктор Полаччи считает, что Кэти скрывает то, как был зачат ребенок.

– И, – закончила она, – черт меня возьми, если ты проговоришься эксперту обвинения!

И вот теперь они разговаривали на сеновале – она и Элли, почему-то сделавшаяся такой жесткой и неумолимой, что Кэти с трудом узнавала ее.

– Ты не помнишь, как занималась сексом, – сказала Элли.

– Нет, не помню.