Простая правда - Джоди Пиколт (2019)

Мы опустились на корточки на некотором расстоянии от нее, и Кэти, казалось, ничего не замечает. Глаза у нее были широко раскрытые и немного остекленевшие. Она направила фонарик на другое надгробие и, опустившись на колени на свежую могилу, дотронулась до плиты.

На плите была надпись «Мертворожденный», как и говорила Леда. Я смотрела, как Кэти водит пальцем по каждой букве. Она склонилась над плитой – плачет? Я рванулась к ней, но Куп удержал меня.

Кэти взяла что-то похожее на маленький молоток и стамеску и прикоснулась к плите. Стукнула один, два раза.

На этот раз Куп не смог меня удержать.

– Кэти! – позвала я и побежала к ней, но она не обернулась. Наклонившись над ней, я вырвала у нее из рук долото и молоток; по ее лицу струились слезы, но выражение лица было совершенно отсутствующим. – Что ты делаешь?

Кэти взглянула на меня пустыми глазами, потом вдруг в них мелькнуло что-то осмысленное.

– Ой! – взвизгнула она, закрывая лицо руками.

Ее тело безудержно затряслось. Куп подхватил ее на руки.

– Давай отведем ее домой, – сказал он.

Он пошел в сторону кладбищенских ворот, Кэти рыдала у него на груди.

Я наклонилась к могиле, подобрала молоток и долото. Кэти успела отбить часть гравировки на плите. Сара с Аароном расстроились бы, ведь они немало заплатили за это надгробие. Я прочитала оставшиеся буквы: «Мертвый».

– Может быть, это хождение во сне, – предположил Куп. – У меня были пациенты с нарушениями сна, навлекавшими беды на их жизни.

– Я две недели сплю с ней в одной комнате и ни разу не видела, чтобы она вставала хотя бы в туалет.

Я поежилась, и Куп обнял меня за плечи. Мы сидели на деревянной скамье, стоявшей на берегу пруда Фишеров, и я пододвинулась к нему чуточку ближе.

– Опять же, – рассуждал он, – может, она начинает осознавать произошедшее.

– Не вижу здесь логики. Почему признание своей беременности повлекло бы за собой намерение стереть надпись с надгробия?

– Я не говорил, что она призналась в этом себе. Я сказал, что она начинает воспринимать некоторые из доказательств, предъявляемых ей, и пытается примириться с ними. Подсознательно.

– А-а… То есть, если надгробия ребенка нет, ребенок никогда не существовал.

– Уловила. – Медленно выдохнув, он задумчиво произнес: – С этим пока все, Элли. Ты сможешь найти судебного психиатра, который поддержит тебя в защите по линии невменяемости.

Я кивнула, удивляясь, почему поддержка Купа не улучшила моего настроения.

– Ты ведь продолжишь беседы с ней?

– Угу. Я сделаю все, что смогу, чтобы смягчить падение, когда оно наступит. А оно приближается. – Ласково улыбнувшись, он добавил: – Как твой психиатр, должен сказать тебе, что ты слишком вникаешь в это дело.

Эти слова вызвали у меня улыбку.

– Мой психиатр?

– К вашим услугам, мэм. Не знаю, кого бы я лечил с бо́льшим удовольствием.

– Извини. Я не сумасшедшая.

– И все же… – Он поцеловал меня за ухом.

Повернув меня к себе, Куп прикоснулся губами к подбородку и щеке, потом чуть задержался на губах. Слегка ошеломленная, я поняла, что после всех этих лет, по прошествии всего этого времени я по-прежнему помню его – поцелуи в ритме азбуки Морзе, те места на моей спине и талии, к которым прикасались его ладони, ощущение его волос, когда я запускала пальцы в его шевелюру.

Его прикосновение пробудило воспоминания и наполнило меня новыми ощущениями. Мое сердце сильно колотилось у груди Купа, ноги переплелись с его ногами. В его объятиях мне снова было двадцать, и весь мир представлялся мне пиршественным залом.

Я заморгала, и неожиданно пруд вместе с Купом перестали расплываться у меня перед глазами.

– У тебя открыты глаза, – прошептала я прямо ему в рот.

Он погладил меня по спине:

– В последний раз, когда я их закрыл, ты исчезла.