Простая правда - Джоди Пиколт (2019)

Опустившись на колени, она почувствовала, как в кожу ей врезаются края дубовых досок. Она благословила эту боль, потому что она отвлекала ее от того, что должно было произойти. Кэти наклонила голову, и епископ Эфрам заговорил:

– Наше внимание привлек тот факт, что молодая сестра совершила плотский грех.

Кэти вся пылала – от лица и груди до ладоней. Епископ не спускал с нее взгляда:

– Это обвинение справедливо?

– Да, – прошептала она.

Возможно, ей это почудилось, но она могла бы поклясться, что услышала в тишине сдавленный вздох Элли.

Епископ повернулся к собравшимся:

– Вы согласны на время отлучить Кэти от Церкви, пока она поразмыслит о своем грехе и придет к покаянию?

Проголосовал каждый человек в комнате, подняв руку за свершение наказания. В таких случаях мало кто не соглашался, – в конце концов, облегчением было увидеть раскаявшегося грешника, вступившего на путь исцеления.

– Ich bin einig, – услышала она, – я согласен.

Каждый член общины по очереди повторял эти слова.

Сегодня вечером ее подвергнут остракизму. Ей придется есть отдельно от семьи. На шесть недель она будет отлучена от Церкви. Пусть о ней будут говорить и ее не перестанут любить, но при всем том она будет жить обособленно. Опустив голову, Кэти различала тихие голоса своих крещеных подружек, горестный вздох матери, сердитое покашливание отца. Потом она услышала до боли знакомый голос – глубокий рокочущий басок Сэмюэла.

– Ich bin… – с запинкой произнес он. – Ich bin…

Выразит ли он несогласие? Выступит ли в ее защиту после всего, что произошло?

– Ich bin einig, – сказал Сэмюэл, и Кэти закрыла глаза.

Церковная служба проводилась на ближайшей ферме, так что Элли с Кэти пошли домой пешком. Элли обняла девушку за плечи, стараясь приободрить.

– У тебя на груди ведь нет клейма в виде алой буквы «А», – пошутила она.

– Что-что?

– Ничего, – сжав губы, тихо сказала Элли, – я буду с тобой есть.

Кэти одарила ее быстрым благодарным взглядом:

– Знаю.

Некоторое время они шли молча, иногда Элли натыкалась на камешки на дороге. Наконец она повернулась к Кэти:

– Хочу кое о чем тебя спросить, но ты наверняка рассердишься. Как это получается, что перед всем собранием ты готова признать рождение ребенка, но не можешь сделать того же самого для меня?

– Потому что от меня этого ждут, – просто ответила Кэти.

– Я тоже жду этого от тебя.

Кэти покачала головой:

– Если бы ко мне пришел дьякон и сказал, что хочет, чтобы я покаялась в том, что купалась нагишом в пруду, я соглашусь, даже если не делала этого.

– Как это?! – возмутилась Элли. – Почему ты позволяешь им давить на тебя?

– А они не давят. Я могу встать и сказать, что это не я купалась нагишом, что у меня есть родинка на бедре, которую вы не видели, но я этого не сделаю. Ты видела, как это у нас бывает: о грехе говорить более стыдно, чем просто покаяться.

– Но вы позволяете системе подмять вас под себя.

– Нет, – объяснила Кэти. – Мы просто позволяем системе работать. Я не хочу быть правой, или сильной, или первой. Я лишь хочу снова стать их частью как можно быстрее. – Она смущенно улыбнулась. – Я знаю, это трудно понять.

Элли заставила себя вспомнить, что амишская система правосудия отличается от американской системы, но обе довольно успешно сосуществовали сотни лет.

– Я все понимаю, – сказала она. – Просто ваш мир какой-то нереальный.

– Может быть. – Кэти отошла дальше на обочину, заметив сзади автомобиль, из окна которого наполовину высовывался турист, пытавшийся сфотографировать ее. – Но я в нем живу.