Малакай и я - Дж. МакЭвой (2021)

Я закрыла глаза не больше, чем на секунду, так что не совсем поняла, как оказалась в этом положении... нет, не в положении, а в его руках. Как я могла попасть в руки Малакая? Как так получилось, что Малакай так просто оказался здесь? Но он не был похож на Малакая. Если бы не его проницательные голубые глаза и шрам, пересекающий один из глаз, я никогда бы не поверила, что это и правда он. Волосы подстрижены короче и уложены, а его слегка заметная щетина просто потрясала. Но самая большая перемена — это его бархатный костюм и галстук-бабочка.

— Руки немного устают. Ты не против встать? — он ухмыльнулся.

Закатывая глаза, я взялась за его руку и выпрямилась. Адит поспешил поправить мое платье, но Малакай покачал головой и сделал все сам. Я уставилась на него, не понимая, снится он мне или я схожу с ума. Он расправил мой шлейф и, поднявшись, предложил руку. Когда я не взяла ее, он сам вложил мою руку в свою ладонь. И мы пошли дальше.

— Ты, должно быть, забыла, что я не лучший собеседник. И еще хуже, когда другой человек молчит, — произнес Малакай, останавливаясь, чтобы сфотографироваться со мной. Я повернулась к камере и бездумно смотрела в объектив, пока не вспомнила, что надо улыбаться.

— Эстер, пожалуйста, скажи что-нибудь, — прошептал Малакай, когда мы продолжили идти.

— Ты правда здесь?

Это вопрос скорее для меня, чем для него.

— Я здесь.

— Как? Не каждый может вот так просто получить приглашение...

— Меня пригласили. Альфред всегда об этом заботился.

Когда Малакай произнес имя моего деда, то улыбнулся, но не от счастья. Он улыбнулся, как я, когда думала о дедушке... и это подсказало, что ему, как и мне, больно всякий раз при мысли о нем.

Мы молча зашли в музей, больше не останавливаясь для фото. Охранник в течение секунды посмотрел на нас, когда мы пошли в противоположном от самого бала направлении, но не стал нас беспокоить. Мои каблуки стучали по гранитному полу, а классические своды вокруг нас напоминали Рим или Древнюю Грецию, потому казалось, что с каждым шагом мы уходим все глубже в прошлое. Мы шли, пока не остановились под стеклянным потолком. В центре зала стояла скульптура, по большей части в трещинах, у нее не хватало обеих рук и правой ноги. Белый камень состарился и потускнел.

— Знаешь, почему они здесь? — спросил он, замедлившись, чтобы взглянуть на обезглавленную и безрукую мраморную статую Афродиты.

— Они... прекрасны и отражают историю, — ответила я. Хотя часть меня размышляла, почему я позволила себя увести. Зачем я стою тут с ним? Почему все еще держу его за руку? И часть меня знала ответ, потому я так и не задала этих вопросов. Было страшно, что он просто исчезнет, если я отпущу его... и снова останусь одна.

— Прекрасны и отражают историю, — прошептал он с улыбкой и повел меня дальше. — Когда-то они не были ни прекрасными, ни отталкивающими, а просто зеркальным отражением того, для кого создавались... так они фотографировали. А теперь они здесь и считаются великими просто потому, что выжили сквозь столько эпох.

— Ты не считаешь, что они на самом деле великие? — спросила я негромко. Рядом никого не было, за исключением нескольких охранников, поэтому я не хотела создавать эхо.

— В Древней Греции были намного более значительные скульптуры... и в Риме.

Я закатила глаза.

— Дай угадаю, в одной из жизней ты был скульптором?

— Точно, — усмехнулся он.

— Ну, твои работы должны были выжить, — поддразнила я. — Может, они и не такие великие, как в Древнем Риме или Греции. Но кто узнает? Эти выжили среди всех прочих произведений искусства, и теперь мир просто смотрит на них без возможности оценить что-то, чего здесь нет... так что выжить — само по себе величие.

— А те, кто выжил, не желая этого? — Он взглянул на меня, когда мы как раз перешли к экспонатам африканского искусства.