Малакай и я - Дж. МакЭвой (2021)

12-е Onwa Asato (август) 1684 — деревня Бикжга, Игболенд, Нигерия

— Обинна, я вижу, что ты проснулся, — задорно сказала принцесса Адаезе.

Открывая глаза, я думал, что она единственная, кто растирает мне ноги. Но вместо нее надо мной повисла Ма.

Ма наклонила ко мне голову, когда глаза у меня удивленно раскрылись, и затем я привстал на локтях.

— Гм... — Я взглянул на стену и увидел, что она усердно растирает травы в чаше. На губах задержалась легкая улыбка, и я не мог сдержаться и улыбнулся в ответ. В этот момент я снова ощутил давление на ноги. Я перевел взгляд на Ма, а она неподвижно смотрела на меня.

— Она хочет узнать, больно ли тебе, — сказала принцесса Адаезе, пока Ма неотрывно смотрела на меня.

Я отрицательно покачал головой, и она надавила сильнее. Я снова покачал головой. Метнув взгляд на мои ноги, она вонзила свой самый длинный ноготь мне в ногу, и я вздрогнул.

На это она улыбнулась и кивнула себе, прежде чем взглянуть на принцессу Адаезе, которая озвучивала ее.

— Она говорит, что ты поправился. — Отложив свою работу, она подошла помочь Ма встать, и старейшина приложила руки к моему лицу и стала снова и снова кивать. — Она гордится тобой, ты сильный.

Я кивнул ей в ответ.

— Благодарю.

Принцесса Адаезе помогла ей встать, затем вернулась к стене и села на коровью шкуру. Собрала то, что она растирала, и добавила в питье. Мне теперь удалось сесть, и я дотронулся до лица. Мази не было, но появился до-боли-знакомый шрам на глазу.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила принцесса Адаезе, садясь передо мной на колени и передавая деревянную чашку.

Я взял и выпил, о чем тут же пожалел.

— Мы знаем, это ужасно, — смеялась она надо мной, когда я закашлялся от мерзкой жидкости. Она подтолкнула ко мне чашку, заставляя допить. — Но это полезно для тела — будет долго жить. Ма пьет только его.

Не сдержавшись, я наклонился и прошептал:

— И как долго она живет?

Адаезе притворилась, что шепчет, но сделала это громко и смеясь:

— Так долго, чтобы услышать все, что ей нужно, дабы стать услышанной и больше не слушать.

Это означало, что я мог и не шептать, и из-за этого она и рассмеялась. Мне нравился ее смех. Ее лицо, ее...

Я все еще молчал, потому она нахмурилась и внимательно посмотрела на меня своими большими карими глазами.

— Откуда я тебя знаю... если я тебя не знаю? — спросила она.

Я не смог ответить, потому что снаружи хижины прозвучал боевой клич, который отвлек ее внимание.

— Я должна идти. Останься. Отдыхай. — Она быстро встала, забрала с собой травы, которые приготовила, и исчезла за подвешенной шкурой, служившей дверью. Адаезе двигалась так стремительно, что казалось, ей удалось уйти за то же время, за какое я успел моргнуть.

— Чтобы править в Бикжге, ты должен служить Бикжге, — Ма сказала это так тихо, что я удивился, как услышал ее сквозь рев других голосов. Она говорила это не мне, а как будто себе, кивая головой и не отрываясь от напитка. Она не смотрела на меня.

Допив отвратительную жидкость, я поднялся с пола и, хромая, направился к выходу. Ма не удерживала меня. Когда я отодвинул ширму, служившую дверью, меня ослепило солнце, рукой я прикрыл глаза, но уши слышали все.

— Румм... бак... румаа... бакокка... румм... — напевали воины, возвращаясь в деревню, многие на обратной стороне щитов несли своих братьев, которые не могли идти сами. Посреди всего действия отважно стояла принцесса Адаезе, а за ее спиной женщины выстроились стеной. В руках у них были чаши, и по приказу Адаезе женщины расходились в разные стороны, разделив травы.

Я смотрел, как все в деревне поспешили посмотреть на них — выходили из своих домов, из зарослей, приходили издалека.

— Румм... бак... румаа... бакокка... румм... — громко воспевали они.

Самый крупный из них — мужчина, покрытый ранами, кровью, песком — обратился к небу и закричал:

— ПОБЕДА!