Не повышай на меня голос, птичка - Миша Рейн (2021)

Издав гортанный рык, он со звериным натиском заламывает руки мне за спину, тут же усаживая к себе на колени.

— Ведьма, — утыкается носом мне в щеку. — Что ты со мной делаешь?

Молчу. Злюсь на себя. На него. До боли стискивая зубы.

Как вдруг Марат отстраняется и я едва успеваю схватить последние мгновения кислорода, прежде чем он вновь забирает у меня эту возможность.

— Они мои, — сминает мои губы большим пальцем, — ты поняла?!

Дергаю голову в сторону.

— Зачем они тебе? — огрызаюсь. — Ты ведь даже не целовал их никогда.

— А ты хотела этого?

Впиваюсь в него взглядом.

— Когда-то, — отвечаю честно, без зазрения совести. — Когда ты был еще человеком.

Губы Марата искривляет подобие ухмылки.

— Я никогда им не был, — сжимает крупной ладонью мою шею.

Сглатываю.

— Зачем забрал?

— Я свое никому не отдаю.

— Свое, — фыркаю с презрением. — Я никогда не буду твоей, Хаджиев. Направь лучше свой член под длинную юбку невесты. Мамочку не стоит расстраивать. Она ведь наследников ждет?

— Ревнивая идиотка, — цедит сквозь зубы, но мне уже все равно.

— Я не ревную тебя, Марат, а презираю, ясно?

— Тогда я предоставлю тебе эту возможность в полной мере, — выдыхает мне в губы, резким движением одной руки забираясь под платье, и последнее, что я слышу, это оглушающий треск разорванного белья…

Глава 25. Безумие

Марат срывает остатки красивого белья, скользя по мне яростным взглядом. Он злится. Но только потому, что хочет меня. Его глубокие синие глаза опасно блестят в тусклом освещении салона. В них плещется похоть и жадность, и что-то еще… незнакомое или давно забытое. Дух захватывает. Потому что меня накрывает это «что-то» приливной волной эмоций.

Агрессивный. Сексуальный ублюдок.

Но тем не менее я сижу на его коленях, готовая раздвинуть ноги еще шире. А когда обнаженные участки кожи царапает плотная ткань мужских брюк меня буквально лихорадит. Я слишком напряжена и это напряжение скапливается внутри, как надвигающийся шторм. И выход у меня только один: утонуть или всплыть.

— Я никогда не ошибаюсь в людях. Никогда никого не подпускаю к себе. — Сильные пальцы Хаджиева спокойно гуляют по моим ягодицам, оставляя после себя чувственный шлейф невидимых следов, пока его глаза полыхают, утягивая меня в самое пекло синего льда. Он издевается. Я точно это знаю. — Но ты исключение из правил, птичка.

Дышать тяжело, сказанные им слова обжигают кислород, проникая вместе с ним в самые недра легких… Я не понимаю зачем он мне это говорит.

Внезапно его рука проскальзывает между моих ног и я впиваюсь в крепкие мужские плечи до побеление костяшек.

Я слишком реагирую. Слишком.

Да я готова взорваться истерическим хохотом от раздирающих меня противоречий.

Твою мать, когда я последний раз трахалась?

Но он лишает меня возможности думать, касаясь огрубевшими пальцами складок, прежде чем начать ласкать пульсирующий клитор. Проклятье… Дыхание окончательно сбивается, а я застываю не в силах пошевелиться, за исключением моего бешено колотящегося сердца в груди.

— Дыши, — командует он с наглой ухмылкой на губах, явно довольный собой. И только когда Хаджиев убирает от моего лона уже влажные пальцы, я выдыхаю, едва справляясь с дрожью в теле. — Вот так.

Он поощряет меня хриплым голосом, гладит обнаженное бедро горячей ладонью, притягивает ближе. Марат везде: на моей коже и глубоко под ней. Черт подери… я будто в огне.

Начинаю беспокойно ерзать бедрами и делаю это зря… Очень зря… Хаджиев резко наматывает мои волосы на кулак и тянет, мучительно медленно назад. От вспышки острого возбуждения у меня сжимается желудок, а изо рта выливается протяжной тихий стон.