Не повышай на меня голос, птичка - Миша Рейн (2021)

— Никогда, — со всей яростью выдыхает мне в рот, заставляя меня слететь с тормозов, и в следующее мгновение я сминаю ее губы в требовательном поцелуе. Прежде чем понимаю, что облажался. Прежде чем понимаю, что остановиться теперь не смогу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 43. Она дома

Марат

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу, — выдает при любой возможности, ускользая от моих губ. Но я вновь и вновь настигаю ее. Загоняю в тупик. А потом она внезапно нападает сама, кусая меня за нижнюю губу с такой яростью, будто хочет причинить мне боль. Только это невозможно. Только не таким способом. Однако я позволяю ей пытаться. Искусав мои губы в кровь, Тата останавливается и прикрывает глаза, рвано хватая ртом воздух, но не отстраняется, потому что мои руки не отпускают ее.

Я никогда не отпущу ее.

— Прошу… — начинает она с тоской в голосе, — Марат, оставь меня в покое, я хочу вернуться к своей жизни и больше никогда не видеть тебя. Исчезни, Хаджиев. Заберивсе свое дерьмо и исчезни вместе со своей женой. Я никогда этого не приму… Никогда не прощу тебя.

С рычанием сам отстраняюсь от ее искаженного страданием лица, перемещаю руки вниз и сжимаю пальцами бедра. Какого хуя она несет?

— Будешь видеть каждый день! — дергаю ее на себя, чтобы потом своим же телом вжать ее в широкий ствол дерева. — Ты моя! И прошу, ненавидь меня, Тата. Ненавидь. Мне это необходимо!

С этими словами я запечатываю ее рот поцелуем, языком проскальзывая между пухлых губ.

Шабазов явно влил ей в уши нужную информацию, а я не имею ни малейшего желания оправдываться перед ней.

Хватаю блузку, намереваясь разорвать, но Тата тут же впивается в кисти моих рук ногтями.

— Стой, — истошно выкрикивает и наконец сдается. — Не рви… — шепчет, опустив глаза вниз, — я не хочу, чтобы мой сын увидел меня в неприличном виде.

Замираю, продолжая тяжело дышать.

От понимания, что даже в такой момент эта женщина думает о своем отпрыске, становится не по себе. Но я ебаный эгоист, я, блядь, истосковался по ней и чертовски хочу погрузиться в нее.

— Тогда разденься сама. — Тяжело дыша, я убираю руки и отхожу назад.

Но даже должное расстояние не приносит облегчения. Пульс на пределе. В груди все искрит от напряжения. Меня накрыло и не отпустит, пока я не получу то, что желаю до скрежета зубов. Ее. Однако Тата не в силах скрывать свое поражение.

Ее взгляд опущен, тонкие пальцы медленно добираются до первой пуговицы и дрожащими движениями переходят с одной на другую, пока полы блузки не расходятся, открывая мне вид на ее сочную грудь, через мгновение уже избавленную от прозрачного кружева.

— Юбку оставь, — осекаю ее, когда Тата сняла трусы и уже взялась за бегунок молнии. Она тут же опускает руки вниз и поднимает на меня презрительный взгляд. А стоит ей заметить, что я снимаю с шеи галстук и начинаю приближаться к ней, как венка на ее шее начинает пульсировать сильнее.

— Что ты делаешь?

Ухмыляюсь, молча перехватив ее запястья, и начинаю обвязывать вокруг них галстук, подавляя никчемные сопротивления.

— Зачем? — не унимается взмаливать меня к рассудку глупышка.

— Чтобы не возникло проблем с твоими руками, которые ты не всегда контролируешь. — Затягиваю галстук туже и даю Тате возможность прожечь во мне дыру яростным взглядом. Фитилек снова вспыхивает новым пламенем. Она действительно возненавидит меня, но я не остановлюсь.

Жадно впитывая ее прекрасное волнение, я одновременно расстегиваю пряжку ремня и снова делаю шаг, вынуждая Тату удариться спиной о ствол дерева, у которого я сейчас и трахну свое голубоглазое проклятье.