Когда герои падают - Джиана Дарлинг

Я прибывала в восторге от операции с тех пор, как Моника сказала мне, что это возможно, но теперь, после самого интенсивного и позитивного сексуального опыта в моей жизни, я была почти в предвкушении от возбуждения.

Что мог бы сделать Данте с этими властными руками на мне?

Если кто и мог взять в руки мое сломанное и только что исцеленное тело и заставить его петь, так это мафиози, которого я не должна, не могла иметь. Единственный мужчина, которого я когда-либо хотела с таким физическим рвением, и единственный мужчина, которого я действительно не могла позволить себе хотеть.

Глава 18

Елена

Утро четверга выдалось мрачным и серым, а по окнам снаружи стучало стаккато [86] дождя.

Я наслаждалась жалкой обманчивостью погоды, готовясь к операции. После вчерашнего безумно странного зрелища я оказалась такой же ворчливой, как Якопо, и страдающей от одинокой меланхолии.

Я не сказала никому в семье, что мне предстоит операция, кроме Козимы, но и тогда я не называла ей дату.

Не то чтобы я смущалась, но признание того, что у меня проблемы с репродуктивной функцией, не говоря уже об аноргазмии, было уязвимым, и я не хотела объяснять это кому-то больше, чем необходимо. Я даже маме не сказала, потому что не сообщила ей, что временно живу с Данте.

Так что, в то утро я быстро собралась и оделась, чтобы поймать такси до частной клиники Моники. Стая тревожных и взволнованных птиц порхала в моем животе при мысли, что меня могут вылечить за двадцать четыре часа.

Я уже почти вышла за дверь, когда Данте позвал меня из кухни.

Все во мне хотело избежать его и смущения от того, что меня обвинили в вуайеризме накануне, но я знала, что в конце концов нам придется пообщаться, поскольку я была его адвокатом и вынужденной соседкой по комнате.

Поэтому я глубоко вздохнула, приказала себе перестать вести себя как стыдливая школьница и вошла в гостиную.

— Поздновато ты сегодня стартовала, — заметил он с островка, где сидел на табурете, попивая эспрессо и читая «Il Corriere», популярную итальянскую газету.

Меня поразило, как он мог сидеть с таким спокойным и невозмутимым видом, когда я видела его в самом уязвимом состоянии прошлой ночью, голого и покрытого брызгами собственной спермы, как картина Поллока. Но разве не это было частью его привлекательности? Данте не испытывал стыда, не прятался и не терпел дураков. Если бы я хотела смутиться, я могла бы, но это не повлияло бы на его восприятие того, что он, несомненно, считал естественным занятием.

То, что я могла восхищаться им, уважать его даже больше, чем до этого случая, было настолько же возмутительно, насколько и правильно.

С самого начала Данте заметил мои рыжие волосы и повернулся ко мне, как бык, намереваясь разрушить все баррикады, между нами, в своем стремлении добраться до меня. Меня до сих пор знобило от мысли, что он может захотеть сделать, когда и если ему это удастся, но этот холодок был лишь прохладным ветерком по сравнению с огненной бурей желания, которая охватывала меня в последнее время всякий раз, когда мы оказывались в одном пространстве.

Я колебалась, нервно поглаживая рукой свою кашемировую водолазку.

— У меня назначена встреча, о которой я тебе говорила.

Он нахмурил брови, и я почувствовала, как он красив, как мне не хватало вида его широкого, красивого лица, пока я избегала его последнюю неделю. На нем тоже была черная водолазка, плотно облегающая все его рельефные мышцы, подчеркивающая бездонную черноту его глаз и волос, так что он выглядел не иначе как зловеще.

Я тут же вернулась к тому, как наблюдала за ним обнаженным и возбужденным в его кабинете. Мускулы обнажились перед моими глазами, напрягаясь и подпрыгивая в такт ощущениям, которые он извергал из своего члена.

По мне пробежала дрожь.