— То, что кто-то любит и ценит вещи отличные, чем вы, не означает, что они бессердечны, мисс Ломбарди. Данте готов и уже рисковал своей жизнью и средствами к существованию ради своих близких и тех, кто, по его мнению, нуждается в защите. Если вы этого не понимаете, возможно, вы не та женщина, за которую я вас принимала. Почему бы вам не отправиться домой? Если будут какие-либо новости о Данте, уверена, что завтра утром вы узнаете о их достаточно быстро.

Я моргнула, глядя на нее должным образом, но все еще находясь в противоречии.

Отвернувшись от меня, Яра вытащила телефон из клатча и принялась за работу. Я повернулась к доктору Крауну, который смотрел на меня со сжатыми губами, судя меня так же охотно, как я судила Данте и его команду.

— Он будет в порядке? — тихо спросила я, мой голос был таким резким, что пульсировал уязвимой искренностью.

Какими бы ни были мои чувства к его преступной деятельности, я не считала, что Данте заслуживает смерти.

Фактически, эта мысль заставила меня пошатнуться.

Доктор Краун устремил на меня этот бледно-голубой взгляд, и, несмотря на его классическую американскую внешность, явная апатия в его взгляде говорила о холодном сердце. Я узнала этот взгляд, потому что часто видела, как он смотрит на меня в зеркало.

— Это не первый раз, когда кто-то пытается его убить, и не последний, — был его стоический ответ.

Дрожь прокатилась по мне, как утренний туман над гаванью, и это было ужасно похоже на предчувствие грядущих событий.

Только позже, когда я лежала между шелковистыми простынями кровати, которая была слишком большой без Даниэла, я задумалась над словами Яры. Я неожиданно вспомнила цитату, которую читала в юридической школе, из когда-либо превозносимого Торо.

— Желательно воспитывать не столько уважение к закону, сколько уважение к праву.

Я лежала в темных тенях своего пустого дома, наполненного эхом, гадая, настолько ли укоренилось во мне представление общества о добре и зле, и не забыла ли я сформировать собственное мнение.

Глава 11

Данте

Смерть не пугала меня очень давно.

Я вырос в Перл-Холле на вересковых пустошах северной Англии, где мебель была инкрустирована золотом и жемчугом, а моя детская погремушка была сделана из чистого серебра, поэтому мало кто мог предположить, что я знаю тьму боли и смерти.

Но мало кто знал, что мой отец был сумасшедшим.

Я подозревал это с раннего возраста, когда услышал стоны из подвала, обратную сторону романа Джейн Эйр[34], где призрачные призывы в ночи были настоящими кошмарами, запертыми в стенах нашего дома. Мой старший брат, золотой ребенок, был слеп к опасностям Ноэля, жестокости его обращения с нашей матерью, слугами и случайным бледным видением женщины, выходящей из подвала на рассвете по утрам с синяками на горле, похожими на драгоценности.

А потом мою мать убили.

Мы с Кьярой находились в гостях у ее друга детства Амадео Сальваторе на его вилле под Неаполем, когда она решила, что мы не поедем домой в Англию. Она устала так, что я не думал, что даже если бы она выжила, то смогла бы оправиться. Ее черные волосы были ломкими, отваливались клочьями под моими руками, когда я обнимал ее костлявое тело, а под глазами были впадины чернильно-синего цвета, которых я не мог припомнить, чтобы их не было. Она все еще была красива, но как сломанная вещь, как кукла, с которой слишком много играли, а потом бросили гнить в углу комнаты взрослого ребенка.

Однако в ту поездку она улыбалась. Я только что с отличием окончил Кембридж, и она гордилась мной, почти до смешного, потому что всегда пыталась восполнить неуважение Ноэля ко мне. Я был запасным, а не наследником, и с самого начала я был слишком похож на свою мать и ее народ.

В моем теле не было подчиненной кости, и Ноэль знал это, поэтому он делал вид, что меня не существует, или, если я вставал у него на пути, насильно ставил меня на место.