Оцепенение - Камилла Гребе (2020)

– Да, – говорю я, – но потом мы едем к этой Ракель. Она знает, где Самуэль.

Спустя полчаса я стою перед домом Ракель и разглядываю белые стены и зеленые ставни.

Стина и Бьёрн поехали на встречу с полицейским, с которым мы только что говорили.

Забор странный, точнее, его высота. Он достает мне до груди.

Зачем строить такой высокий забор вокруг дачного дома в спокойной округе, куда полицию вызывают только снять кошек с дерева.

Кого он не впускает?

Точнее, не выпускает? Кого держат в этом доме, как скотину в хлеву?

От этой мысли у меня мурашки бегут по коже. Перед глазами появляется лицо Самуэля.

– Я тебя предала, – шепчу я. – Это я во всем виновата. Когда ты просил меня о помощи, я только и делала, что молилась и потчевала тебя рыбьим жиром. Я больше так не буду. Я заберу тебя домой и буду о тебе заботиться.

Мобильный вибрирует. Я читаю сообщение от полицейского по имени Манфред.

То, что он рассказал мне по телефону, самое странное и ужасное, что я слышала в своей жизни. Не верится, что все это может быть правдой.

Но зачем ему это выдумывать?

Я вспоминаю грустные строчки из стихотворения, которое читала так много раз, что знаю теперь наизусть.

Я пал, я умер, я не проснулся,

Но в горе ко мне явился лев…

Ракель написала эти строки. И она или ее приспешник причастны к преступлениям.

Лев.

Я думаю.

Что-то не так.

Во-первых, сын Ракель не мертв, я видела его на снимках.

Во-вторых, Ракель и Иона – еврейские имена. А Лео – латинское. И к тому же, чтобы превратить Улле в Лео, нужно поменять и отбросить буквы.

Как-то это странно.

Я хорошо знаю Библию, и потому мне эта связь кажется странной. Но полицейским экспертам виднее.

Почему меня смущает их толкование?

Лев и ягненок.

Ягненок и лев.

Перед глазами встает самодовольное лицо пастора. Он стоит в доме для собраний перед картинами, изображающими сцены из Священного Писания.

Я поеживаюсь, несмотря на жару, и топаю ногой, расстроенная, что ничего не понимаю.

Читаю сообщение еще раз.

Там написано, что нам нельзя ни входить, ни приближаться к дому, где живет Ракель. Мы должны ожидать прибытия полиции в Стувшере.

Я выпускаю мобильный. Он шлепается в траву. Носовые платки, которые были у меня в руке, подхватывает ветер и несет прочь, пока они не цепляются за сухой кустарник у обочины.

Поворачиваюсь и начинаю идти к дому.

К черту церковь и Библию, думаю я.

К черту пастора и собрание.

К черту отца и его ложь.

К черту полицию, которая не дает мне искать моего сына.

– Я иду, Самуэль, – шепчу я. – Плевать, что они говорят. Ты ждал достаточно. Я иду к тебе.

Манфред

Машина летит вперед, значительно превышая скорость. Колени болят, но я не обращаю на них внимания, лавируя между машинами.

Малика и Дайте мы отправили встречаться со Стиной, Бьёрном и Перниллой в гавани, а сами едем на адрес Сюзанны.

Малик проделал отличную работу. Маяк на снимках в блоге Сюзанны называется «Звонарь». Это один из старейших маяков на Восточном побережье и единственный в своем роде.

Проанализировав море, острова и позицию солнца по отношению к маяку, Малик делал вывод, что фото сделано на Мархольмен, к востоку от Стувшера. На Мархольмене только два строения. Одно из них принадлежит пенсионерке Май-Лис Веннстрём и сдается в аренду. Сама пенсионерка, дочь последнего смотрителя маяка, живет в доме престарелых. Дом оборудован всем необходимым для инвалидов, что, наверно, и привлекло Сюзанну. Дайте поговорил с соседями, живущими во втором доме на острове, и они подтвердили, что по соседству проживает женщина по имени Ракель с сыном-инвалидом.