Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

Наклонившись, она видит вырезанный на коре дерева необычный знак. Впрочем, она такой уже видела, только точнее прорисованный: меч с рукоятью из отрезанной руки.

— Меч Вуртьи, — бормочет Мулагеш, проводя двумя пальцами по коре.

Вот так он здесь и сидел, этот человек, сидел в своем укрытии и вырезал меч на стволе дерева… Похоже, вырезал не из благоговения, а от скуки, лишь бы занять время. И этот кто-то был очень терпелив и ждал, ждал, когда наступит нужный момент.

Пора возвращаться в хижину на куче грязи. Двери нет — ее кто-то сорвал с петель. Ну что ж, вперед. Халупка смотрится одинаково что внутри, что снаружи: деревянный каркас и стены из дранки. Пол из досок, потолок подбит шкурами. Так, а почему пол такой темный? Вот оно что — это пятна. Пятна крови Богдановой жены. Другому человеку могло бы показаться, что пятна слишком большие, однако Мулагеш знает: в человеческом теле много, очень много крови.

Какое печальное все-таки зрелище эта халупа. Ничего напоминающего прежних жильцов в ней нет. Неприятный, голый домишко. Кровать из плетеных прутьев, сверху наброшены меха и шкуры. Очаг скалится поваленными кирпичами… Как он в такой дыре сумел женой обзавестись, неужели какая-то женщина пожелала жить такой жизнью? Впрочем, не будет лишним вспомнить: у некоторых особого выбора-то нет…

Выходя из домика, Мулагеш чувствует, что отзвук ее шагов какой-то не такой — словно под ногами пустота. Она покачивается с носка на пятку и прислушивается к скрипам и стонам досок. Сев на корточки, вглядывается в щель между половицами. Трудно сказать наверняка, но похоже, под досками действительно пусто.

— Он вырыл это, чтобы спастись от огня в случае чего, — доносится с порога голос.

Мулагеш вскакивает на ноги, одна рука на кобуре с «каруселью» — стоп, ложная тревога. На пороге стоит какая-то пожилая женщина. Старуху, к чести ее нужно сказать, совершенно не тревожит вид оружия. Смуглая от загара, крепко сбитая, но гибкая — словно кто-то вырезал из старого, подгоревшего дерева человеческий силуэт. На старухе болтаются лохмотья из шкур и меха. И она пристально смотрит на Мулагеш темными и блестящими глазами.

— Леди, — говорит Мулагеш. — Я знаю, что тут двери нет, однако кругом полно дерева — стучись не хочу.

— Военные, значит. Ты из армии, — произносит старуха. И это не вопрос, а утверждение. — Из восточных людей.

— А вы кто?

— Я Гожа.

— Вот оно что, — и Мулагеш выдыхает. Впрочем, с этой Гожей тоже надо быть настороже. — А что вам здесь понадобилось, Гожа? Я как раз собиралась нанести вам визит. У меня к вам есть пара вопросов.

— Дрожкин пришел ко мне прощения просить. — Женщина переступает порог. — Разболтал вам, что я видела, и зря разболтал. Предал соседку… Такой уж человек: что в голове, то и на языке. Непонятно, как мозги у него в голове еще держатся.

— А что вы видели в ту ночь, мэм?

Гожа останавливается рядом с ней и смотрит на пятно на полу.

— Он, в сущности, неплохой человек был, этот Богдан. Не слишком умный, невезучий — но неплохой.

— Правда?

— Он на случай пожара подвал выкопал, если вдруг дом займется. Даже трубу вывел на склон холма, чтобы не задохнуться без воздуха.

Она переводит взгляд на Мулагеш:

— Знаете — он любил ее. Хотел защитить. Все время доктора звал, чтобы посмотрел ее. На всякий случай. Заботился о ней, вот. Но… не большого ума он был: ну спрятались бы они в погребе, когда дом загорелся, ну так и что — он же на них бы и рухнул, дом этот, и завалил их там в подвале. Я же и говорю — не великого ума был этот Богдан.

Мулагеш поднимается:

— Так что здесь произошло?

— А зачем спрашиваешь? Тебе до этого какое дело?

— То, что случилось здесь, случилось снова в другом месте. И может случиться опять.

— И все равно. Тебе до этого какое дело?