Город клинков - Роберт Джексон Беннетт (2019)

Мулагеш мрачно сидит в коридоре и ждет, когда окончится собрание. Галереи производят на нее странное впечатление: она чувствует себя внутри выбросившегося на берег кита, над головой у нее белые ребра крыши и хребет, увитый цветочным орнаментом. Громогласные выкрики, доносящиеся из зала, становятся рокотом волн, и потому ей кажется, что она действительно попала в брюхо какому-то подводному левиафану.

От скуки она начинает прохаживаться вдоль стен Галереи и посматривать, что тут выставлено. Очень похоже на какой-то музей. Она идет дальше по коридору, безразлично переводя взгляд с одного экспоната на другой. И сразу же понимает: это не просто предметы искусства.

Первый экспонат — большой округлый стоячий камень. Согласно аннотации, он был изрезан святым Жургутом, когда тот находился в состоянии экстаза. Камень словно пилой обработали, точнее, его рубили и рубили. Много раз подряд. Но он все равно не треснул.

Далее в аннотации говорится:

«Взяв в руки скованный Вуртьей меч, святой Жургут впал в экстаз, вошел в состояние совершенной битвы, и этот камень первый познал силу его клинка. Вуртьястанские клинки имели много применений, кроме собственно боевых действий: в летописях сказано, что древние вуртьястанские мечи могли разговаривать между собой, служа проводниками для мыслей и слов. Практически каждый житель древнего полиса обладал таким мечом, и многие записи свидетельствуют, что человек и оружие становились нераздельны. К несчастью, ни один вуртьястанский меч не дошел до наших дней».

— Тоже мне трагедия, — бурчит Мулагеш.

Однако это еще ничего, а вот при виде следующего экспоната ее охватывает смутная тревога.

Она останавливается и внимательно разглядывает эту вещь. И хорошо, что никого нет рядом, не хватало только заистерить перед всеми…

Следующий экспонат под стеклом — каменная маска на тонкой стальной спице. По сравнению с другими выставленными вещами маска кажется маленькой, правда, она выше и шире обычного человеческого лица. А еще она слишком круглая — а человеческий череп все-таки овальной формы. Но самое тревожное — это лицо: глаза маленькие и чересчур широко и низко посажены, над ними нависает огромный лоб со странным толстым рубцом посередине. Рубец переходит в крохотный, едва намеченный нос без ноздрей, а внизу — два ряда острых как иголки зубов, эдакая пародия на человеческий рот. По краям маленькие дырочки, через которые, вне сомнения, пропускали шнур, привязывая маску.

Впрочем, эта маска — не настоящая. Определенно. Но Мулагеш видела много рисунков и набросков, ибо эти маски до сих пор омрачают воспоминания сайпурцев. Маски — настоящие, сделанные из стали и кости — столетиями присутствовали в жизни сайпурцев. До самой Ночи Красных Песков.

Каждый сайпурец смертельно боялся проснуться и увидеть такое лицо за окном. Они были везде — на каждой дороге, реке и в каждом порту — бесстрастные лица, пристальные взгляды. Мулагеш рассказывали, что эти люди (если можно назвать людьми таких существ) надевали маски, отправлялись в сайпурские трущобы по ночам, когда все спали, и бросали в открытые окна металлические жетончики, похожие на монетки. Вот только это были не монетки, а кругляши, на которых были вырезаны те самые маски. Сайпурцы просыпались, обнаруживали ухмыляющиеся черепа величиной с ладошку — они лежали на полу, на столах, везде — и понимали, что им хотят сказать: «Мы были здесь. Вы — никто. Вы ничего не сможете от нас скрыть».

Тяжело дыша, Мулагеш смотрит на аннотацию:

«Глиняная реконструкция маски вуртьястанского адепта».

И больше ничего. Собственно, а что тут могло быть? Что можно еще рассказать о них…

— Это, конечно, не оригинал, — говорит Сигню за ее спиной.

Мулагеш разворачивается — да, вот она, быстро шагает к ней по залу.

— Да уж, мать твою, не настоящая, точно. Только настоящей нам не хватало…