Секретарша продолжает буравить меня взглядом, как будто ждет, что я открою ей страшную тайну – например, о том, что один из участников продавал на своем стенде фамильное серебро некоей семьи, чьи обугленные останки нашли в печи для обжига негашеной извести.

Решаю сдать назад.

– Дело в том, что… Я присмотрел одну вещь… Не решился купить сразу, а теперь жалею и хотел бы связаться с продавцом. Это… это был третий стенд от северного входа на стадион. У вас должен быть план, координаты. Мне нужны только фамилия, адрес, номер телефона.

Секретарша не спешит, выравнивает на столе стопку проспектов с рекламой местных хостелов и гостевых домов.

– Знаете, мсье Эспинас, мы действительно просим участников заполнить анкету, когда они бронируют места, но по окончании ярмарки всегда выбрасываем весь этот бумажный хлам в корзину, негде это хранить…

Кого ты решила обмануть, чудачка? Надеешься так просто отделаться от самого ушлого сыщика во всей области Ко? У меня развязывали язык и не такие упрямцы.

Я выдаю самую обаятельную из своих улыбок и заговорщически подмигиваю:

– Вообще-то, я хочу сделать сюрприз жене… Подарить ей декоративную лесенку… Продавщица была в сером платье с маками и…

Секретарша расстреливает меня взглядом.

– Вот что я вам скажу, мсье Эспинас. Я не имею права сообщать вам данные участников. Что бы вы там себе ни думали, все сделки на ярмарках-от-всех строго регламентированы.

Вот ведь повезло! Нарвался на формалистку! Выслушав резкую отповедь, делаю очередную неуклюжую попытку договориться:

– Но речь идет о старой деревянной лесенке, я ведь объяснил, что…

Бюрократка вскакивает, не дав мне договорить.

– У нас тихая деревня, господин писатель! Вынюхивайте у соседей, если вам больше нечем заняться, здесь не найдете никакой уголовной хроники. Никаких секретов. Никаких нераскрытых убийств. – Она пытается взять себя в руки, снова нервно выравнивая и без того ровную стопку проспектов. – Мы не хотим, чтобы сюда хлынули туристы, как в Лепанж и Шевалин. Отправляйтесь ворошить ваши тайны в другое место, мсье Эспинас. Все поняли?

* * *

– Я кого-то потревожил, Мюгетта! Кому-то помешал. Сунул нос куда не надо. Поверь мне, реакция секретарши мэрии была совершенно неадекватной. Она не желает, чтобы я искал. Значит, ей есть что скрывать!

Мюгетта слушает внимательно, без привычного намека на иронию во взгляде. Спасибо, Мюгетта! И отвечает вполне серьезно:

– В чем-то ты прав, милый. Твои книги очень нравятся читателям. Всем без исключения. Кроме тех, кого они напрямую касаются.

– Что ты хочешь сказать?

– Сырье для твоей уголовной хроники – людские беды. Это безотказно работает, люди обожают жалеть несчастных. Но не забывай, что свои грошовые роялти ты зарабатываешь на жертвах.

– Ты правда так думаешь?

– Нет, а вот ты подумай.

– Считаешь, кто-то может иметь на меня зуб за… роялти? Хочет заткнуть мне рот? Помешать добраться до той женщины в платье с маками?

– Конечно, нет! Я имела в виду нездоровое любопытство и зависть.

Я не успеваю ответить: Мюгетта на секунду закатывает глаза, потом снова смотрит на меня, и на сей раз я вижу намек на иронию, а не насмешку.

– Ну хорошо, дорогой. Ты влез в дело государственной важности! Много лет мэрия Туфревиля-ла-Корбелин скрывает какую-то тайну. Замазаны все: мэр, секретарша, прочие должностные лица… Тебя надо убрать. Знаешь, как в песенке: первый, кто сказал правду…[20] Ты только подумай: эта твоя женщина в платье с маками все разведала о нашей жизни, скопировала каждую детскую игрушку, она знает даже цвет волос кукол нашей дочери и число лягушек на детском столике нашего сына. Как думаешь, эту информацию вырвали под пытками у няни Мартины?

Мартина Лувен была няней Полины и Флориана до садика, нянчила она и десятки других деревенских детей. Мы часто видим ее с детской коляской и полудюжиной малышей, цепляющихся за ее юбки.