Рулетка судьбы - Антон Чижъ (2019)

Ермолов тоже ощутил запашок. И предпочел пропустить вперед чиновника сыска. Он вошел, когда Пушкин рассматривал кровать. На одеяле лежала барышня в сером платье. Вытянув руки по швам и свернув голову к правому плечу.

– Кто это такая? – спросил пристав, прикрывая нос платком. Вблизи запах был удушающим. Тело лежит не меньше двух суток. Окна закрыты, в номере тепло.

– Та, кого ищем, – ответил Пушкин, разглядывая белое лицо, на котором уже появились пятнышки разложения. – Барышня Прасковья…

– Как здесь оказалась?

– Позвали, она пришла… Посмотрите на нижнюю губу, на белки глаз…

Насколько Ермолову хватило скромных знаний криминалистики, внешние признаки удушения были: темно-синеватое окрашивание нижней губы и кровяные прожилки в глазном яблоке.

– На шее следов асфиксии нет, – сказал он весомо.

– Использовали подушку… Вон, вмятина осталась…

В углу кровати лежала смятая подушка. Как будто в середину вонзили нечто округлое. Улика была слишком очевидной.

– Трудный и неумелый способ душить, – заметил пристав.

– Душили, чем пришлось, – сказал Пушкин. И стал рассматривать ногти жертвы.

Как ни привык Ермолов видеть трупы, все равно было неприятно. Он поежился.

– Дело о насильственной смерти открывать? – спросил он.

– Задушить себя подушкой еще никому не удалось… Начинайте, Сергей Николаевич, протокол, я ненадолго отлучусь…

20

Разобраться в московских родословных не каждому дано. Такой ребус бывает с троюродными дядьями по материнской линии от младшей сестры, что голову сломишь. Свекры и свекрови, пасербы и пасынки, девери и швагеры, золовки и свояченицы, стрыи и ятровицы перемешаны так, что всех не упомнишь. Ребусов мадам Львова не боялась. Она их разгадывала. Родство – тем более.

У мужа Анны Васильевны, чиновника Терновского, уже покойного, была родная сестра Марина. Она вышла замуж за господина Фуделя, владевшего крохотным имением в Рязанской губернии. Родители отправились доживать свой век в деревню, оставив юного Фуделя жить в Москве и посылая ему сто рублей в месяц. Чего модному молодому человеку решительно не хватало.

Войдя в квартиру, пропахшую одеколоном, Агата Кристофоровна ткнула Фуделя пальцем в грудь, от чего он свалился на стул.

– Денег хочешь, юный оболтус? – спросила она с прямотой, на какую была способна.

– Хочу, – ответил Фудель, облизнувшись.

Тетушка вынула из сумочки десять рублей.

– Получишь, если ответишь честно…

– Мало, – заявил модник, будто играл в «двадцать одно».

Агата Кристофоровна вынула другую синюю бумажку.

– Больше не дам, – сказала она.

Фудель понял, что торговаться бесполезно. Потянулся к деньгам, но получил по пальчикам.

– Ишь какой шустрый. Сначала дело…

– К вашим услугам, мадам…

За развязный тон наглеца следовало оттаскать за уши. Тетушка отложила удовольствие на другой раз.

– Скажи мне, друг мой азартный, твоя маменька дружила с мадам Живокини?

– Дружила, – сказал Фудель. – Пока не поссорились.

– Матушка твоя поговорить любит…

– Ваша правда, мадам, рот у нее порой не закрывается… Как приеду к ним в деревню, так от разговоров хоть в лес убегай.

– В разговорах она поминала Полину Васильевну Завадскую?

Юноша попал в неловкую ситуацию. Матушка настрого запретила говорить о том, что случайно проболталась. Но деньги так нужны, а обмануть мадам Львову и пытаться не стоит.

– Поминала, – сказал он.

– Что именно? – Агата Кристофоровна заметила, как занервничал юноша. – Ты не бойся, разговор между нами останется… Иначе денег не дам.

Аргумент подействовал. Фудель для уверенности схватился за стул.

– Матушка говорила, что с тетей Полиной поступили не по совести, якобы все было совсем не так, как представила тетя Амалия… И даже совсем в обратном порядке… И вообще тетя Полина ни в чем не виновата…