Я создала новую заметку, куда сокращенно вписала все свои мысли про “прилив” и нестабильность отца, приложив к ней фотографию записи. Затем вернулась к оставшимся листам. На следующем оказалось всего одно предложение в виде записки.

“Анют, мы уехали покупать Лисюше вещи для лагеря. Не оставляй дверь без присмотра, замок снова сломался. Приеду – починю. Люблю”, – прочитала я. Да, именно такого отца я и помнила. Но что означало присмотреть за дверью? Я сразу посмотрела на стенд, за которым пряталась, возможно, та самая дверь. И сразу же добавила в заметку новую фотографию. Но зачем следить за этой дверью? Я переставала что-либо понимать.

На оставшихся двух листах были просто списки необходимого для покупок и запись по работе. Я методично зафиксировала и их в памяти телефона. Невольно вспоминались все увиденные когда-либо детективы, и я под стать их героям просто старалась вести себя рассудительно. Собираясь убрать листы обратно в ящик, я заметила прилипшую к последнему листу газетную вырезку.

На старой, желтой бумаге всего в три предложения был описан случай с ребенком пяти лет. “Девочка уже была без сознания, когда отец обнаружил ее в пруду лицом вниз. Прибывшая скорая помощь провела реанимационные мероприятия. Ребенок был доставлен в больницу. В настоящее время проводится проверка по факту инцидента”, – прочитала я и сразу же вспомнила слова соседки Валентины. Та тоже упоминала про этот случай. Но, конечно же, я ничего не могла вспомнить.

Стало ясно только одно – причина, почему отец с мамой не общались с деревенскими и держали меня на домашнем обучении. Наверняка, все соседи считали их чуть ли не убийцами. А теперь все так же думают, что это мой отец поджег собственный дом. Во что и я начинала верить.

Немного подумав, я положила вырезку в карман джинсов. Напоследок мельком осмотрела остальные записи, попутно прибираясь на столе. Но больше ничего не нашла. Впрочем, и эти маленькие находки уже были удачей, учитывая, что здесь орудовал посторонний. И все же, что понадобилось похитителю? Этот вопрос не переставал меня мучить. Слишком много вопросов и так мало ответов.

Встав из-за стола, я сладко потянулась. Сама того не замечая, я провела в кабинете уже больше двух часов. Теперь телефон показывал девять часов утра. Я чувствовала голод и усталость. Нужно еще многое сделать по дому, но силы уже были на исходе.

Я вышла из кабинета и заглянула попутно в ванную и туалет, расположенные в разных помещениях. Там все оставалось по-прежнему. Ванную освещал свет из окна, и я на мгновение застыла, разглядывая себя в зеркало. Всклокоченные волосы, безумный взгляд, круги под глазами и совершенно изможденное лицо. На фоне бледной кожи алел шрам. Я прижала к нему ледяные пальцы.

– Что ж, неудивительно. – Проговорила я, усмехнувшись. – Я такую ночку здесь пережила, что еще и поседеть должна.

Звук собственного голоса немного разрядил напряженную тишину дома. Я закрыла ванную и, немного застыв на входе, зашла в детскую. Первый, кто меня встретил, был тот самый розовый кролик Банни, небрежно кинутый на кровати. Его шерсть потемнела от времени и пыли, но все же я кинулась к нему, как к единственному другу в этом доме. С семи лет я просто мечтала обнять старого друга.

Я подошла к кровати, подняла кролика, и на ноги посыпался поролон из распоротого живота игрушки. Веселая мордочка кролика была запачкана чем-то красным, уши оторваны. Кто-то в ярости рвал игрушку, не чувствуя ни малейшего удовлетворения. И я, почувствовав холод на коже, не сомневалась, что вместо кролика мучитель представлял мое лицо.

10 глава

Дневник

Я почувствовала, что голова скоро взорвется. Откинув Банни, я еще долго смотрела на него в каком-то отупении. Что вообще происходит? Эта боль в голове от множества вопросов, напряжение, от которого все тело наливалось тяжестью. Мне вдруг захотелось выпить.