Я зашла в ванную, включив воду и заткнув слив заглушкой. Затем капнула немного геля в воду. По комнате разлился приторный запах абрикоса. Оставив дверь открытой, я дошла до спальни родителей. В целом, можно уже перестать ее так называть. Теперь спальня понемногу становилась моей – я постелила на кровать свой плед, заполнила столик немногочисленной косметикой, заполнила тумбу одеждой. Мешки с вещами родителей пока что стояли в углу. Я не хотела их выкидывать, но и оставлять в доме тоже.

Единственное, что я оставлю – это шкатулку матери, обитую изнутри изумрудным бархатом, и ее украшения, которые были не в моем вкусе, но грели воспоминаниями о ней. А вот отцовские часы, давно остановившиеся, я хотела носить, чтобы почтить его память.

Смешанные чувства вызывали картины мамы. С одной стороны мне хотелось развесить часть из них по дому, а с другой, от них становилось немного жутко.

Поставив чашку с чаем на столик, я опустилась на колени перед тумбой. Оставался последний отсек с неразобранными вещами мамы. В основном, ее белье и домашняя одежда. Я не стала особо копаться в них – просто стопкой сложила в мешок, опустошая ящик. Вот и все. Комод пуст и готов к переезду моих вещей.

Я провела тряпкой по дну ящика, собирая скопившуюся пыль. Тыльная сторона руки зацепилась за что-то, поставленное боком у самой дальней стенки ящика. Я нахмурилась. Странно. Похоже, какая-то книга. Подцепив предмет ногтями, я все же смогла достать его на поверхность.

Почти угадала. Но это была не книга. А блокнот в дорогой кожаной обложке. Да, я узнаю маму. Она любила такие вещи. Все деревянное и плетеное, кожу, камень. Лесной человек, как ее называл отец. Я провела ладонью по коже, чувствуя ее мягкую шершавость. Дневник мамы. Удивительно, что я вообще смогла его обнаружить.

Из коридора послышался звук льющейся через край воды.

– Черт! – Я положила дневник на кровать и выбежала из спальни.

Слава Богу, вода еще не успела сильно залить пол. Накидав полотенец и тряпок, я быстро ликвидировала потоп. Еще немного и прощай новый потолок в прихожей. Вынув заглушку, я спустила часть воды, оставив ее на нужном уровне.

Ванна подождет, главное – дневник мамы. Вернувшись в спальню я взяла его в руки и некоторое время просто держала, не открывая. Сердце бешено стучало от волнения. И некоторой доли страха. Старая мудрая Алиса, сидящая где-то внутри меня, словно уже знала, что находится внутри и боялась узнать это вновь. Но рука уже открывала дневник.

Первый лист пустой. Второй тоже. Затем следовали следы вырванных страниц. Я в недоумении перелистывала дневник. И только в середине нашелся не вырванный лист. Словно его не успели выдрать. Включив ночник, я подсела к нему поближе, вчитываясь в округлый и выразительный почерк мамы.

***

Дневник Анны. 13 мая 2004.

Все взаимосвязано. Долгое время я пыталась просто забыть. Но пора себе признаться – я не могу притворяться. Делать вид, что все хорошо. Забыть про то, что произошло той ночью. Я не выдержала и выдрала все листы перед этой записью. Потому что там ложь и фальшь. Там я писала только о хорошем. Подсознательно боялась, что она найдет дневник. Она всегда все находит, как бы я не прятала.

Правда в том, что если бы не Алиса, то я не знаю, как далеко бы он зашел. После того случая мой муж просто сошел с ума. Я не могу его винить. И не винить не могу. В конце концов, именно он во всем виноват. В том, что наша семья просто сошла с ума.

Мы молчим об этом. Я улыбаюсь, готовлю по утрам блинчики, как готовила его мама, встречаю его после работы, сплю с ним, но не перестаю забывать тот случай. Он не плохой человек. Я не перестаю повторять себе это. Он хороший, был хорошим до всего этого. Но после того случая он стал все чаще выпивать, кричать и размахивать руками.