Закончив шить в мрачной тишине старого дома, я тряхнула кроликом, оценивая работу. Лоскуты, на которые разорвали живот игрушки, удалось сшить так, что из-за меха швы были незаметны. Я с удовлетворением кивнула, и Банни весело кивнул мне в ответ, снова мигнув. В детстве мне доставляло невероятное удовольствие качать его на руках, глядя, как он моргает. Но теперь видеть эти веселые и блестящие глаза на измазанной клубничной помадой мордочке было немного странно и жутко.

Я подняла голову, оглядывая детскую. Странно, но только сейчас я поняла, что в комнате нет ни одной обычной куклы. У маленькой Алисы были странные увлечения. На деревянном подоконнике стоял кусок глины, какой-то грустный единорог, пластмассовый принц и самодельный цветок из пластилина. Из остальных развлечений только столик для рисования, измазанный гуашью. Я поставила Банни в угол кровати и снова подошла к шкафу.

В коробках покоилась целая армия игрушек. Куклы всех размеров, отдельные части кукольного дома, различные мягкие игрушки и кубики. Но я совершенно не помнила, как играла с ними. Ярким пятном в темноте воспоминаний выступал только Банни. Эти же игрушки словно находились под каким-то негласным запретом. Я села на пол, поджав под себя ноги, рассматривая каждую игрушку по отдельности, но никаких воспоминаний не появлялось. Обычные куклы с пустыми глазами и запутанными волосами. У одной из них волосы отливали красным, а глаза зеленым, и я усмехнулась, покрутив ее в руках. Похожа на меня. Я брезгливо откинула ее в сторону. Совершенная пустота в голове. Ни единой мысли. Я зевнула.

За окном едва вечерело, но я чувствовала невероятную усталость. Хотя спать сегодня не собиралась. После обнаруженной на кровати картины мне нельзя терять бдительности. Об этом кричало все внутри, но головой я едва осознавала все безумие ситуации – в доме опасно, но чувство страха у меня за все эти дни словно атрофировалось.

Я не смогу не спать больше одних суток. Надо что-то делать с этим. Например, узнать правду. Я поднялась. Спустившись на кухню, поставила нагреваться чайник. В полусонной задумчивости я ожидала характерного щелчка, разглядывая в окно освещенный задний дворик.

Ветви деревьев покачивались от ветра, грустно кивали головками едва распустившиеся цветы. Я перевела взгляд на сосны, вглядываясь в темноту леса. Мне стало невероятно одиноко. Каким же простым все стало бы, окажись здесь Тимур. Но его здесь нет. И уже никогда не будет.

Что ж, сама виновата. Новая мысль. Впервые я четко осознала, что виновата в разрыве не меньше него. Я сдавила его любовью, хотя он об этом даже не просил. А после обвинила в неблагодарности. Перед глазами пронеслись все наши ссоры. Тяжело жить и оставаться нормальным, когда рядом с тобой чистая и безгрешная сиротка, тыкающая тебя носом в каждый порок. Я поморщилась от прилива стыда.

Чайник щелкнул, и я вздрогнула, просыпаясь от собственных мыслей. Впервые за все это время я начала осознавать, что все происходящее не что иное, как мой выбор. Желание спрятаться от самой себя, от прошлого, каждая ложь, иллюзия о новой жизни, жажда чужой жалости, каждая манипуляция, прикрытая сказкой о трудном детстве – это все нити, которые привели меня вот в этот самый дом на эту кухню. И в итоге я стою здесь совершенно одна, запуганная и никому не нужная.

Я навела кофе покрепче. Этой ночью я попытаюсь разобраться в происходящем. Больше мне не хочется прятаться от собственного прошлого.

***