Дом, в котором я тебя потеряла - Наталья Росин (2020)

– Да, рановато. – Ответила психотерапевт немного сонным голосом. – Вы были на приеме три месяца назад. Конечно же помню. Ну как, память восстановилась?

– К сожалению, нет. Но я звоню как раз по этому поводу. – Я зашагала по комнате, чувствуя прилив какого-то азарта. – Я вернулась в родной дом. И здесь у меня появились новые зацепки, которые вы, возможно, сможете объяснить.

– Ну? – Подбодрила меня Валерия.

Я вкратце пересказала свою теорию с шрамом и чувством вины мамы. Последовала длинная пауза.

– Она изображала вас везде злой? – Спросила Валерия наконец.

– Нет, по-разному. Где-то я насмешливая, где-то презрительная, где-то чувствуется раздражение. Есть серия картин с переходом из веселого состояния в злое.

– Но в основном негативные эмоции. – Заметила Валерия. – А ваша мать говорила с вами о шраме?

– Наоборот, постоянно отмахивалась от вопросов.

– Возможно, она действительно рисовала так от чувства вины. У каждого это проявляется по-разному. Но есть момент, который меня смущает. Судя по вашим описаниям, на картинах изображался спектр эмоций, совершенно нехарактерный для вас.

– То есть?

– Вы неконфликтны, пассивны, отличаетесь мягкостью и терпеливостью, увлекаетесь саморефлексией, что часто мешает достигать цели, – увлеченно перечислила Валерия.

Я молча проглотила эту обидную характеристику. Возразить нечего. Приезд домой – первый мой решительный поступок за всю сознательную жизнь. В основном же я просто плыла по течению. Поэтому я молча села на кровать и приготовилась слушать дальше.

– А девочка на картинах изображена совершенно иначе. Если судить по выраженным эмоциям, то это сильный тип личности, могу предположить, даже авторитарный, склонный к провокациям и конфликтам. Насколько я могу судить из наших многочисленных бесед, в вас таких проявлений ни разу не наблюдалось.

– Да, с вами нельзя не согласиться. – Сказанное психотерапевтом, наталкивало на множество мыслей. – Но может быть такое, что мама с помощью моего изображения выражала собственные эмоции?

– Вряд ли. Наделять ребенка такими негативными проявлениями? Довольно странно. Тем более, вы не раз отмечали ее теплое и доброе к вам отношение. Но судить только по вашим словам полноценно я не могу, поэтому мою оценку нельзя назвать объективной.

– Спасибо большое. Есть о чем подумать.

– Пожалуйста. Надеюсь, что помогла.

Отключившись, я поднялась с кровати. Мыслей появилось много, но все они не могли сойтись в одной точке. Словно чего-то не хватало для полной картины. Я обвела взглядом комнату, пытаясь найти столь необходимую зацепку. Чувствуя, что голова лопается от множества мыслей, я вышла на балкон. Вдохнув порцию свежего и хвойного запаха, я потерла горевшие от возбуждения щеки.

Повернувшись спиной к лесу, я взяла в руки маленький альбом для зарисовок, лежащий рядом с подрамником. Быстро пролистав, я сначала оставила его здесь, слишком занятая большими полотнами. Теперь же я внимательно рассмотрела каждую страницу. В целом, ничего особенного. Небольшие пейзажи, натюрморты, наброски моего лица. Но тут же сердце похолодело. И я вернулась к одному из набросков. Глаза не верили находке. Дата и подпись. Подпись знакомая – та же мамина рука. Но вот дата.

Держа в руках альбом с находкой, я вошла в комнату и медленно обвела ее взглядом. Мне стало жутко. Теперь, после разговора с Валерией и обнаруженной даты, стало очевидно – на картинах изображен другой ребенок. Боже, как я могла этого не видеть и не понимать ранее? Не только шрам и взгляд отличались – другим выглядело само лицо. Чуть вздернутый нос, упрямый подбородок, широкие и высокие скулы, большие миндалевидные глаза. Мы похожи, но совсем разные. Как…сестры.