Копейка - Сергей Скурихин (2020)

Через полчаса мы были уже в моём гараже, который достался мне от бывшего мужа в счёт уплаты алиментов на Сашу. Устройство и чертежи мы спрятали в гаражной яме, а на обратном пути заехали в поликлинику. Там мы оформили на меня больничный, рассказав легенду про удар током. В тот день я и так сильно переволновалась, и вид у меня на самом деле был взъерошенный, так что врач даже прописала мне постельный режим. И после приёма «потерпевшая» ушла своими ногами домой, а ребята уехали в институт. Через неделю я принесла в отдел кадров закрытый больничный, и вопрос с «несчастным случаем на работе» благополучно завершился к всеобщему удовлетворению сторон.

Увы, но на работу мы уже ходили с тяжёлым сердцем. Больно было видеть, как бездарно и глупо разрушалось некогда большое и нужное дело. Научных работников в институте становилось все меньше, зато росло число всяческих руководителей и деляг-арендаторов.

Бесполезные железяки и архив «липовой» документации мы подготовили в срок. И у нас это всё забрали по распоряжению нового директора, он к тому времени уже избавился от приставки «и.о.». Около месяца мы ещё бесцельно ходили в мёртвую лабораторию, пока нас не вызвал к себе в кабинет сам бывший комсорг. Заходили мы по одному, и разговор шёл с глазу на глаз. А после, обменявшись информацией, мы поняли, что предлагалось нам всем одно и то же.

Новый директор был сама учтивость, он рассыпался в комплиментах в мой адрес и шаблонно говорил про падение занавеса, международное сотрудничество и открытость. Его я слушала вполуха. Гораздо больше мое внимание занимал второй человек, присутствовавший на встрече. Он поодаль молча сидел за столом и белозубо улыбался. На нём был приличный костюм и пахло от него явно не «Шипром» и не «Сашей». Но я сразу поняла, что именно этот человек управлял беседой. Бывший комсорг постоянно на него вопросительно поглядывал и, получив от того условную отмашку, перешёл к основной части разговора. Он предложил мне продолжить работу над нашей темой заграницей. К моим услугам был лучший мировой опыт по данному направлению, современное оборудование и оплата труда в валюте. Так же после трёх лет работы открывалась перспектива вида на жительство. Озвучивая эти сказочные блага, новый директор вёл себя как Дед Мороз с мешком подарков. Он был уверен, что я сейчас же «встану на табурет» и буду радостно соглашаться и благодарить. Но я сказала, что должна подумать. Бывший комсорг посмотрел на меня с презрительным недоумением и временно освободил от своего общества. До конца недели я должна была дать свой ответ.

Но ещё до разговора в высоком кабинете я знала, что никаких решений не буду принимать, пока не посоветуюсь с Женей. Когда мы встретились в лаборатории, он сказал мне, что написал заявление по собственному желанию. Я не задумываясь ответила, что уволюсь тоже. Женя тогда не стал меня отговаривать, ведь в материальном плане в институте «ловить» стало совсем нечего. Деньги, выдаваемые раз в месяц, тратились за три похода в магазин. Лишь иногда «прилетал» какой-нибудь ширпотребный бартер, которым арендаторы рассчитывались с институтом. Конечно, мне надо было поднимать Сашку, но я неплохо знала немецкий и полагала, что смогу заработать нам на жизнь репетиторством и техническими переводами. К тому же больше времени буду находиться дома, а то с этой работой я совсем забросила сына – Саша начал отбиваться от рук и по учёбе съехал на тройки. В общем, в уходе из НИИ тоже нашлись свои плюсы. Да и Женя без своей помощи нас бы не оставил.

Сразу же после увольнения Женя буквально заперся в моём гараже со своей машиной. Я в свободное время от репетиторства, а у меня уже было несколько учеников, приносила ему в гараж обеды. И в один из таких дней я застала Женю за тем, что он в маленькой металлической бочке сжигал наши бесценные чертежи!