Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

Мне незачем представать перед священником в божьем доме, чтобы подтвердить чувства к тебе. Так или иначе, бог не задумывал нас, когда создавал любовь.

Ничего подобного никогда не существовало и вряд ли будет.

Если хочешь, это письмо станет официальным заверением того, что я никогда тебя не оставлю, и мы можем повесить его в рамке над кроватью. Если тебе угодно, я скажу эти слова вслух, стоя перед тобой на коленях.

Оливия Тейлор — ты моя душа. Свет. Причина, по которой я дышу. Никогда в этом не сомневайся.

Молю, будь навеки моей. Ибо обещаю, что я твой.

Не прекращай любить меня.

Навечно твой,

Миллер Харт,

целую.

Перечитываю письмо со стекающими по щекам слезами. Изящно подобранные слова поражают меня, заставляя по-настоящему понять любовь Миллера Харта. Поэтому читаю их снова и снова, каждый раз они задевают за живое, а мои чувства все усиливаются, пока я не превращаюсь в эмоциональную развалину, залившую слезами роскошный стол. Лицо болит и опухает от непрекращающихся рыданий. Миллер Харт идеально выражается. Мне известно, что он испытывает ко мне. Сейчас я ощущаю себя глупо и виновато за то, что засомневалась… и предала этому такое большое значение, даже если не сказала ничего вслух. Но он увидел мое внутреннее смятение. И принял во внимание.

— Оливия?

Резко поднимаю взгляд и вижу его в дверном проеме с печальным выражением лица.

— Я расстроил тебя?

Каждая ноющая мышца расслабляется, эмоционально истощенное тело опускается в кресло.

— Нет… я… просто… — поднимаю лист и размахиваю им, вытирая слезы, — не могу… — собираюсь с силами, чтобы произнести что-нибудь внятное и выговориться, — прости.

Встаю с кресла, стараясь удержать равновесие, и направляюсь к Миллеру. Слегка качаю головой, злясь на себя за то, что внушила ему, будто нуждаюсь в признании, хотя уже знаю о его чувствах.

Когда я уже в нескольких сантиметрах от него, Миллер протягивает руки, приглашая в свои объятия. Я буквально бросаюсь на него, ощущая, как ноги отрываются от пола, а он утыкается носом в любимое место.

— Не плачь, — успокаивает, крепче сжимая, — пожалуйста, не плачь.

Из-за эмоциональных переживаний не могу произнести ни слова, вместо этого отвечаю на неистовое объятие, наслаждаясь до боли знакомым телом. Мы стоим, сплетенные, целую вечность: я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, а Миллер терпеливо ждет. В конце концов он предпринимает попытку разъединить нас, и я позволяю ему это сделать. Затем падает на колени и утягивает меня вниз. Прекрасная улыбка встречает меня, его руки убирают мои волосы с лица, а большие пальцы собирают все еще бегущие из глаз слезы.

Он порывается заговорить, но вместо этого сжимает губы, и я вижу его душевные терзания при попытке озвучить желаемое. Поэтому говорю вместо него.

— Я никогда не сомневалась в твоей любви, и не имеет значения, каким образом ты это говоришь.

— Я рад.

— Мне не хотелось, чтобы ты чувствовал себя паршиво.

Его улыбка становиться шире, а глаза сияют.

— Я волновался.

— Почему?

— Потому что… — он опускает взгляд и вздыхает, — все мои клиентки замужем, Оливия. Благословенное кольцо и свидетельство, подписанное священником, ничего не значат для меня.

Меня не удивляет его признание. Я помню, как Уильям громко и ясно сказал, что у Миллера Харта нет моральных принципов. Пока не встретил меня, он считал вполне приемлемым спать с замужними женщинами за деньги. Я кладу кончики пальцев на его темный подбородок и поворачиваю его лицо к себе.

— Я люблю тебя, — заверяю, и он улыбается, одновременно грустно и радостно. Приветливо и угрюмо. — И я знаю, как ты мной очарован.

— Ты даже не представляешь насколько сильно.

— Позволю себе не согласиться, — шепчу, сунув его письмо между нами.