Распутье - Тальяна Орлова, Егор Серебрянский (2020)

– Я вырос в не самом благоприятном месте. Считайте лайт-версией психушки. В таких местах самое страшное одно – человек забивает себя внутрь, а потом наружу выбраться проблематично. Вот вы возьмите и стреляйте для начала, с боем и грохотом из себя прорываться легче.

Я зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Второй выстрел дался легче, я даже глаза смогла открыть. И верно, откуда вообще взялась эта непонятная паника? До сих пор мутит, но ничего ужасного вслед за резким звуком не происходит.

– Ага. Теперь бы еще начать целиться, – подбодрил Коша.

Я не особенно старалась попасть в яблочко или даже мишень – сегодня не это главное. Руки бы перестали так потеть, и то хорошо.

– А как ты выбрался из себя, Коша?

Он вроде бы хмыкнул:

– Думал, что вы меня неплохо узнали, но задаете такие странные вопросы.

– В смысле?

– Я не выбрался.

Я постреляла не так уж долго, но отчего-то сильно устала. Коша не настаивал и до конца нашего времени позволил мне просто стоять рядом и наблюдать. Я хотя бы к звуку привыкала, однако пистолет в его руках все равно навевал неприятные ассоциации. Сам он ни разу не промахнулся. Чтобы не смотреть на оружие в его левой руке и не вспоминать лишнего, я смотрела на его профиль. И ведь правильно сформулировал – он из себя никогда и не выбирался. Живет, функционирует, иногда лезет из него человеческое, потом сам об этом жалеет, но бо́льшая его часть всегда остается внутри.

Глава 16

Иван был со мной бесконечно терпелив и мягок, я столько комплиментов от него не слышала за все наше знакомство. Это немного расслабляло, заставляло вновь и вновь переосмыслить правильность решения. Вот только радовало меня совершенно другое – то, что Коша был бесконечно терпелив, превращая любую поездку в какую-то отдушину. Часто мы вообще не разговаривали, но я физически ощущала, как меня на пару часов отпускает. А он использовал каждый случай и всем своим видом напоминал, что нуднее этой работы никогда не выполнял. Видимо, прятать трупы ему интереснее, чем работать извозчиком.

– Так вы запишетесь на курсы? – спросил снова, когда мы ехали в очередной раз из тира.

– Нет, Коша. – Я отвернулась к боковому окну. – Я не вижу теперь необходимости в обучении. Больше того, уверена, что лишние мысли мне могут только помешать… быть примерной женой.

– Да как хотите, мне проще.

– А мы можем записаться на курсы, а это время проводить где-нибудь еще? Например, в твоей квартире.

– Не уверен, что это хорошая идея. Рано или поздно возникнут вопросы. Да и что там делать?

– Тренироваться.

– Это можно и дома. Иван Алексеевич ничего подобного не запрещал.

– А если мне просто хочется сидеть в тишине по полтора часа трижды в неделю?

– Ну да. Как будто в вашей комнате вы чем-то другим занимаетесь. Не придумывайте новых бед, Елизавета Андреевна.

Конечно же, он прав, я не подумав подобное предложила. Уже одного человека в расход пустила своим легкомыслием. Но именно этим Коша от Саши и отличается – он терпелив, но о собственной шкуре не забывает. И это дает надежду, что она останется целой.

– Тогда едем записываться на курсы. Снова. Меня там, наверное, уже считают богатой идиоткой, которая просто платит деньги, а потом пропадает.

– Они не очень-то неправы в таких выводах, Елизавета Андреевна. Едем. И разойдемся до следующего занятия.

– Не делай вид, что ты раздражен моей компанией. А если раздражен, тогда изобрази раздражение.

Коша изображать раздражение не умел. Иногда мне дико хотелось стать им, а иногда – пролезть в его голову и все-таки выяснить размеры каждого таракана. Но последним я никогда не злоупотребляла – если ему самому надоест эта работа, то больше не останется у меня даже молчаливых поездок и выстрелов в душном тире.

– Кош, сверни-ка направо! – попросила я, прилипая к окну. – Там что-то происходит.