С некоторым трудом Тэтчер вызнал, что этот человек был коронером Эдинбурга, вступившим в должность только в этом году, после смерти отца, и что он приехал, дабы предоставить королю ежегодный отчет о своей работе. По такому случаю коронер облачился в свои лучшие одежды (в рамках дозволительной роскоши) и в разумной степени надеялся, что его увидит сам Яков, поскольку его отца дважды принимала Мария, мать Якова. Доктор робко осведомился о дальнейшем у пажа за дверью, тот передал вопросы не названным старшим и через некоторое время лениво вернулся с инструкциями: Мэтью Тэтчер в качестве недавно назначенного королевского советника по болезням должен получить отчет коронера, устно и на бумаге.

— От кого пришло это назначение и предписание? — спросил Тэтчер, но у пажа не было ответа, он только пожал плечами и рассказал крайне бессвязную историю: дескать, он спросил другого пажа возле другой двери, тот исчез и вернулся со словами, которые только что сообщили доктору, их готовы повторить снова, если турку необходимо услышать наставления еще раз.

Поэтому Тэтчер вернулся к Адаму Страткину, коронеру Эдинбурга, с трудом справился с желанием извиниться и вместо этого приложил все усилия, чтобы молодой и нервный человек почувствовал себя желанным и важным:

— Для меня будет честью получить ваш отчет от имени его величества Якова, шестого с таковым именем, rex Scottorum.

Смысл услышанного дошел до Адама Страткина не сразу. Его разочарование было очевидным, и доктор снова захотел извиниться.

— Пожалуйста, сэр, начинайте немедленно. Король с нетерпением ждет, когда я передам ему ваши отчеты, — великодушно приказал Тэтчер.

Молодой человек глубоко вздохнул и, сделав отработанный театральный жест, подходящий для полного и внимательного зала придворных и членов королевской семьи, прошелся взад и вперед, поднимая руку то к небу, то к дальней стене зала, все так, как учил его молодой актер в начале этой недели. Он перечислил записанные потери Эдинбурга, которые проштудировал и тщательно закрепил в памяти, поскольку с детства его готовили именно к работе с такими перечнями:

— Город за последние двенадцать месяцев не был унесен в море, не был захвачен ведьмами или монстрами. Мы также не обезлюдели от чумы, хоть она и унесла 997 жизней. Далее: 320 абортов и мертворожденных; 6 напуганных до смерти; 556 созрели до предела, как вино или сыр; 10 настиг апоплексический удар; 2 разорваны на части; 443 скончались ввиду болезненных разрастаний разных видов; 209 от злоупотребления лекарствами; 1229 от чахотки; около 115 матерей в родах; 3 от уныния; 44 от стесненного дыхания…

Позже Тэтчер в одиночестве стоял у сторожевых ворот, через которые несколько часов назад выехал королевский отряд охотников. Он попытался придумать оправдание, как будто у него были какие-то реальные дела в этом уголке дворца. Присел, безмерно уставший, и прислонился к внешней стене, а потом, должно быть, заснул, так как внезапно понял, что стало темнее, и с ним заговорили, хотя звуки сначала не воспринимались как четкие слова: ты… може… по… д-рцу. Тэтчер не видел этого человека уже несколько недель. Толстый и плотно укутанный в бархат, с раздвоенной и навощенной бородой, доктор Крейг был (снова или все еще) зол на Тэтчера. Через мгновение после пробуждения Тэтчер смог различить некоторые слова сквозь чудовищный акцент этого человека, как будто весенний ветерок смел мертвые прошлогодние листья:

— …шныряешь все это время. Мы в тебе не нуждаемся. И чтоб ты знал, мы вообще в турецких докторишках не нуждаемся, чтоб вы все провалились. Он здоров и останется таким, благодаря Господу и моим стараниям. Так что катись-ка ты обратно к Морсби, и не глупи, ага?

— Вы превосходнейший королевский врач, доктор Крейг. Я слышал рассказы о вашем мастерстве и мудрости. Его величеству очень повезло, что у него есть вы.