Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

– Ну что ж, – нахмурился Саймс, – я помню, что есть спасательная станция и что планета не планировалась к заселению. Значит, условия здесь признаны непригодными для жизни человека.

– А не знаете почему? – поинтересовался Кесслер.

– К сожалению, нет. Полагаю, причины обычные: опасные формы жизни, отсутствие пригодной для человека пищи, атмосфера, которая быстро или медленно убивает человека, такое же солнце…

– А на Вальмии действуют все эти факторы или только один?

– Откуда мне знать? – мрачно ответил Саймс. – Впрочем, если не ошибаюсь, над станцией возведен воздухонепроницаемый купол. Как известно, это дорогое удовольствие, а значит, без него не обойтись.

– Вы хотите сказать, – Кесслер поймал его взгляд, – что у нас совсем мало времени?

– Да.

– И сколько нам осталось жить, неизвестно?

Саймс наморщил лоб, пытаясь найти в дальних уголках памяти необходимую информацию. Знать бы заранее, что она ему понадобится!

– Здесь вроде бы что-то не так с атмосферой, но я не уверен. Когда тебя пичкают данными о десятках тысяч планет, на которые ты в жизни не попадешь… Человек не может помнить все.

– На запах и вкус – воздух как воздух, – заметил Билл Моллет, сделав глубокий вдох, – тяжеловат, но дышать можно.

– Состав воздуха по запаху не определишь, – усмехнулся Саймс, – то, чем мы дышим, может убить через полгода, а может и значительно раньше.

– Стало быть, нам надо быстрей отсюда выбираться, – вздохнул Сэмми Файнстоун.

– Причем всем, не одному тебе, – ядовито прищурился Моллет.

– Он згазал «нам», а не «мне», – заступилась миссис Михайлик.

– Ну и ждо? – окрысился на нее Моллет.

– Тихо, вы! – раздраженно бросил Саймс. – Будете выяснять отношения, когда окажемся в безопасности. Займемся лучше делом. Прежде всего надо похоронить погибших.

Все умолкли. Кесслер и Пейтон вынесли оба тела из шлюпки и положили на фиолетовый мох. Кесслер втащил их в шлюз перед самым стартом, но этим двоим уже ничем нельзя было помочь. Теперь они лежали на жестком мху чужой планеты, под недобрым голубым солнцем, придававшим коже жуткий зеленоватый оттенок. В числе немногих аварийных инструментов в шлюпке нашлась лопата. Сменяя друг друга, они вырыли в темно-красной почве, пахнущей ржавым железом, две могилы и опустили туда тела. Малыш Ку смотрел безучастно, а миссис Михайлик громко сморкалась в тряпку, которая заменяла ей носовой платок. Саймс, сжимавший в руке фуражку с глянцевым козырьком, поднял взгляд к пылающему небу и сказал:

– Флаэрти был католиком. Он умер без священника, но ты ведь не станешь винить его, Господи? У него не было выбора.

Он смущенно замолк, пережидая громкие всхлипывания миссис Михайлик, и продолжал, не опуская глаз:

– Что касается Мердока, то он не верил в Бога, но был честным, порядочным человеком, как и Флаэрти. Господь, прости им те мелкие прегрешения, которые могут быть использованы против них, и даруй отдохновение в последней гавани славных путешественников.

Мистер Михайлик утешал свою жену, похлопывая ее по плечу и приговаривая:

– Ну, полно, мамушка!

Саймс немного помолчал и надел фуражку.

– Аминь.

– Аминь, – тихо повторили остальные.

– Аминь! – произнес и Малыш Ку. Видно было, что он изо всех сил старается вести себя как должно.

Фини обнюхал могилы и тоскливо завыл.