Ниточка к сердцу - Эрик Рассел (2022)

От двора, покрытого каменными плитами, его отделяло сорок футов. Сам двор имел в ширину футов сорок пять и из окошка просматривался в обе стороны. Длину двора Лиминг определить не сумел. Двор со всех сторон окаймляла ровная каменная стена, высота которой тоже была где-то около сорока футов. Верхняя кромка стены была остроконечной. Над нею, на расстоянии десяти дюймов, поблескивала туго натянутая проволока. Проволока была гладкой, без шипов и колючек.

Пространство между камерой Лиминга и стеной было ярко освещено лучами невидимых прожекторов. Таким же образом освещалось и пространство по внешнюю сторону стены. И нигде никакого движения, никаких признаков жизни. Только стена, зарево прожекторов, гнетущая ночь и четыре далекие звезды.

– Они запихнули меня в настоящий каменный мешок, – произнес вслух Лиминг. – Теперь всему конец!

Он спрыгнул на невидимый пол. Прыгая, Лиминг слегка задел ногами скамейку, и та упала с оглушительным грохотом.

В коридоре послышался топот бегущих ног. В тяжелой двери открылся глазок, и оттуда полился свет. Затем в круглом отверстии показался немигающий глаз надзирателя.

– Сэч инвигия, фаплап! – закричал охранник.

Лиминг ответил изобретенным словом, добавив к нему еще шесть древних, но не потерявших своей силы. Глазок захлопнулся. Пленный землянин улегся на скамью и попытался заснуть.

Проворочавшись около часа, Лиминг вскочил и начал дубасить в дверь. Когда глазок открылся, он крикнул:

– Сам ты фаплап!

После этого Лиминг заснул.

Тюремный завтрак состоял из миски теплого разварного зерна, напоминающего просо, и кружки воды. И то и другое было подано Лимингу с нескрываемым презрением. Вскоре в сопровождении двух охранников появился какой-то чешуйчатый с тонкими губами. С помощью множества хитроумных жестов пришедший объяснил, что пленный должен изучать местный язык, причем как можно быстрее, ибо так приказало начальство. Сразу после этой пантомимы начался урок.

Преподаватель извлек пачку детских книжек с картинками и начал объяснять произношение разных звуков. Охранники подпирали стенку. Даже по их непроницаемым лицам было видно, что им скучно. Лиминг проявлял редкостное усердие, достойное врагов. Он ничего не понимал, добросовестно перевирал произношение и вообще всячески старался заслужить репутацию полного тупицы, не способного к языкам.

К полудню урок закончился, после чего Лимингу принесли еще одну миску каши, в которой торчал кусок чего-то жилистого и резиноподобного, по виду похожего на заднюю лапу крысы. Лиминг съел жидкую кашу, пожевал так называемое мясо и отставил миску.

Почему чешуйчатые так спешат научить его своему языку? Причин могло быть как минимум три. Во-первых, у них нет устройств, аналогичных земным сканерам мозга, поэтому они вынуждены пользоваться традиционными методами допроса, добавляя какие-то свои формы убеждения и принуждения. Во-вторых, чешуйчатые нуждаются в сведениях и будут пытаться вызнать у него все, что только можно. В-третьих, чем медленнее он будет осваивать язык, тем дольше отсрочит свою гибель, если таково конечное намерение его пленителей.

Размышления Лиминга были прерваны. Дверь открылась, и ему велели выходить. Охранники провели его тем же путем, что и вчера, и вывели во двор, залитый тусклым солнцем. Двор был полон пленных, вяло переставлявших ноги.

Лиминг удивленно замер. Ригелианцы![6] Их было не менее двух тысяч. Ригелианцы тоже входили в Федерацию и являлись союзниками землян. Лиминг с нарастающим волнением вглядывался в толпу гуляющих: вдруг среди них мелькнут фигуры землян или человекоподобных центурианцев.

Увы, никого. Только пучеглазые ригелианцы с необычайно гибкими, словно лишенными костей, руками и ногами. Они бесцельно семенили по двору. Похоже, они смирились со своей участью и время потеряло для них всякую ценность. Монотонная череда впустую прожитых лет и никаких надежд на будущее.